И эта неопределенность нервировала. Хотелось забраться в его голову хоть ненадолго, чтобы заглянуть в мысли мужчины. Быть может, тогда я стану лучше понимать его. Несмотря на нашу физическую близость и некие откровения — он оставался чужим и незнакомым. Я не знала его настоящего и, в данный момент, эта мысль вызывала досаду и огорчение.
Видимо что-то на моем лице отразилось, потому что Ян приподнялся на подушках, откинулся на изголовье спиной, а затем дернул меня на себя, отчего я практически распласталась на его груди, пораженно вздохнув. Встретившись со мной взглядом, он совершенно равнодушно, без привычной насмешки, иронии или угрозы произнес:
— Порой мне кажется, что вся проблема у вас, людей, состоит именно в излишке эмоций. Они, и ничто другое, делают вас слабыми, уязвимыми.
— Без них невозможно жить… — пробормотала я, пытаясь оправдаться. — Как только они заканчиваются — это уже лишь блеклое подобие жизни.
— Это спокойствие. На холодный рассудок легче думается, эмоции же сильно отвлекают. Без них лучше.
— Кажется, ты в это веришь, — нервно заметила я и грустно усмехнулась, но спорить не стала, не видя в этом смысла. Вместо этого завозилась на месте и прижалась спиной к его груди, устраиваясь удобнее, что мне позволили. Более того — Ян обнял меня за плечи, темнее прижимая к себе и даря свое тепло. В его объятьях было уютно и спокойно. Создавалась иллюзия уверенности в том, что в его руках мне не страшны никакие ужасы мира, ведь самый страшный кошмар нежно обнимает и дарит свою защиту.
Но это была лишь иллюзия. Такая же призрачная, как и моя робкая надежда на то, что этот момент — правда, а не мое отчаянное желание и самообман. Ян, как всегда, прав: не чувствуя я так много, вероятно, сейчас ощущала бы меньше боли и горечи разочарования.
— У меня была возможность убедиться в этом лично, — пожал он плечами и вздохнул, пока я тихо млела просто от короткого спокойствия этого момента. — Вероятно, моя слабость также заключалась именно в эмоциональности. Я… оказался слишком человечным для того, кем должен был быть. Мной управляли эмоции, что делало меня зависимым и уязвимым. Но понял я это лишь в вынужденном изгнании в услужении у того, кем я медленно становился. Почти что человеком, — добавил он с пренебрежением, отчего момент спокойствия прошел, а я ощутила озноб и поежилась, обхватывая себя за плечи ладонями. Ян выше натянул на нас простыню, но лучше не сделал. От разочарования стало только больнее и тошно от понимания, что для него эти жесты ничего не значат. В отличие от меня.