— ОН УШЕЛ, ПРИС.
Я пряталась в кладовке, как обычно. Это было мое любимое место для уединения, потому что я не только могла закрыться там и побыть немного вдали от сестер, но и потому, что там было что перекусить.
Я услышала мамин голос, и так как она сказала «Прис», то поняла, что она, должно быть, разговаривает по кухонному телефону со своей сестрой Присциллой.
Я отодвинулась подальше в кладовую, втиснув свое маленькое восьмилетнее тельце в угол, на случай, если она решит открыть дверь и заглянуть внутрь в поисках чего-нибудь.
— То есть, совсем ушел… одежда исчезла, его кабинет пуст… он сбежал. Бросил нас, — сказала мама, ее голос повысился, как когда она собиралась заплакать. — Он с ней, я знаю.
На мгновение я задумалась, о ком она говорит, и почему ее голос звучал так, будто вот-вот заплачет, хотя она никогда не плакала, затем вернулась к чтению любимой книги «Нэнси Дрю». Сюжет приближался к интересному моменту и я должна была знать, что произойдет дальше.
У меня был фонарик, пакетик с сырными крекерами «Золотая рыбка» и шоколадное молоко, — всего вдоволь, по крайней мере, на час.
Пару глав спустя я услышала за дверью движение и, подняв глаза, увидела, как ручка медленно поворачивается.
Дверь открылась, и на пороге стояла моя сестра-близнец Милли. Ее длинные каштановые волосы были взъерошены, а лицо залито слезами.
— Что случилось, Миллс? — спросила я, когда она опустилась на колени и поползла ко мне.
— Папочка ушел, — сказала она, всхлипнув.
Я отложила книгу и притянула ее в свои объятия.
Ее тело сотрясалось от рыданий, поэтому я погладила ее по спине, надеясь, что это поможет.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что он ушел? — спросила я, мысленно возвращаясь к телефонному разговору мамы с тетей Присциллой.
Речь шла о папе? И если да, то что она имела в виду, говоря, что он с ней?
— Папа уехал, Дрю. Таша сказала, что видела, как этим утром он садился в машину, набитую коробками и чемоданами.
В ту ночь Милли с мамой сидели на крыльце дома, ожидая, что папа вернется, и на этот раз уже мама обнимала Милли, пока та плакала.
Таша, наша младшая сестра, отказалась выходить из своей комнаты. Она не поужинала, не приняла ванну и даже не вышла посмотреть телевизор.
Я не злилась, как Таша, и не грустила, как Милли.
Я оцепенела. Я никогда не была его любимой дочерью, в отличие от Милли, или той, кто получал лучшие оценки, как Таша. Всю жизнь я чувствовала, что недостаточно хороша для его внимания, так что его уход, на самом деле, мало что для меня значил.
