Моя девочка тоже была жадной. Мы стаскивали с себя одежду, как одержимые, не слыша треска ткани и не заботясь о том, куда летит очередная тряпка- на торшер, люстру или в дальний угол комнаты.
–Держись крепко,– не сказал, прорычал, когда поставил ее раком и приказал со всей силы уцепиться за изголовье кровати.
Входить в нее сзади было нереально круто. Я сжимал ее грудь, накручивал на кулак волосы, о чем мечтал с самого первого момента, как увидел ее, кусал шею, тут же покрывая покраснения не менее глубокими, до засосов, жадными поцелуями- и думал о том, что слаще, ярче, красивее секса в моей жизни не было и не будет. Только с ней. Только она. Некоторые мужчины прокляты Богом тем, что десятилетиями вот так ищут партнершу, которая идеальна во всем. Я же был счастливчиком…
–Кричи, Бэлла… Ты так ох…но кричишь, когда я в тебе… Хочу слышать тебя, малютка…
И она кричала, сходила с ума вместе со мной всю ночь, кидалась в пропасть моей страсти и вожделения без оглядки и страха. Бэлла. Моя Бэлла.
Утро пришло к нам легким дуновением майского ветерка, игриво вскинувшем белые юбки тюли на окнах, немного пасмурным небом, которое, однако было словно подсвечено изнутри солнцем, не свисало свинцовой тяжестью, как это часто бывает в Москве, а дарило ощущение легкой, стеснительной неги молодого дня.
Она еще спала, уставшая, загнанная в моей бесконечной гонке, удовлетворенная и разморенная. Идеально красивая линия ее тела, похожая на гитару заставили меня сидеть, как идиота напротив- и просто любоваться: рука, закинутая наверх, на которой мирно покоилась голова, с разметавшимися по подушке волосами, длинная шея, переходящая в изящный изгиб плеч. Ее талия и бедра, аппетитные ягодицы, точеная линия ног, одна из которых слегка согнута в коленях… Сам не понял, как потянулся к бумаге и грифелям, которые она купила вчера во время прогулки по городу, чтобы потренироваться с пейзажами. Мы ведь прилетели экспромтом, времени что-то прихватить из дома не было.
Я давно не рисовал. Пальцы атрофировались. Задеревенели. Движения резкие и порывистые, надавливание слишком сильное. Смешно я, наверное, смотрелся, слон в посудной лавке… Борцуха со сбитыми костяшками с альбомом в руках…
Она шевелится, просыпается, видит меня, немного дергается. Опускает глаза на мои руки- глаза распахиваются в восторге и восхищении. Я сосредоточен. Никогда и никого мне так не хотелось нарисовать. После нашей ночи это особенно важно для меня. Слово «интим» теперь обрел совсем иной смысл… Если и была на свете женщина, раскрывшаяся мне, это была Бэлла. Ее запах, ее тепло, ее вселенная. Это было так сильно, что руки сами начали гулять по бумаге, пытаясь запечатлеть клубящиеся вихрями в моей душе эмоции к этой удивительной девушке.