Это был обычный осенний вечер, хотя и случилось кое-что удивительное. Впрочем, только со мной.
Мы ужинали и смотрели на оранжево-синие огоньки в камине. Потом Пер помыл посуду. Молодец он, Пер, все придумал, прикинул. Говорил немного, все больше курил самокрутки и поглядывал на нас, натянув на лоб шапочку.
Сара свернулась калачиком в кресле и уснула. Прижалась щекой к Элизе и запустила пальцы ей в волосы. Она и сама напоминала куклу. Будь у меня сестренка, хорошо бы она была как Сара.
Братец мой корпел над чем-то в углу. Как обычно, разложил перед собой карту и ни с кем не разговаривал.
Мы с Даниэлем сидели на диване, каждый на своем краешке. Я вдруг вспомнила, как странно вел он себя сегодня ночью в саду – разбегался и прыгал. Снова разбегался и опять прыгал.
– Слушай, а чего это ты такое делал в саду? – спросила я.
– А-а, это… Это я в длину прыгал, – ответил Даниэль.
– В длину?
– Ну да. Вообще-то я занимаюсь легкой атлетикой – прыжками и бегом. На стадионе Бишлетт тренируюсь, мы там рядом живем. Но потом нам пришлось прятаться, тренироваться не получалось, поэтому решил попробовать сегодня ночью. – Он наклонился и достал что-то и рюкзака. – Смотри, совсем новые. Я в них толком и не бегал еще. И скоро из них вырасту.
Он держал в руках белоснежные кроссовки невероятной красоты. Понятное дело, что ему хочется надевать их почаще. В таких кроссовках вокруг света захочется пробежать!
– Ты же еврей, а, выходит, делаешь то же самое, что и все остальные? – удивилась я.
Он рассмеялся.
– Ну да. Но я еще и норвежец.
– А как же идиш, и синагога, и сидур? Ты всем этим тоже занимаешься?
– Идиш – язык, на котором говорят евреи. В синагоге мы молимся, а сидур – это сборник молитв. Везде есть такое, просто мы называем это по-своему.
Мне нравилось, как Даниэль объясняет. Он говорил просто, как есть, и не выставлял меня дурочкой. С Отто было иначе. Поэтому я пустилась в расспросы.
– А песня про портного – о чем она?
Он спел один куплет, да так чудесно, что у меня мурашки по спине побежали.
– В ней поется: вот так шьет портной, вот так, всю неделю. Но заработал этим лишь чахотку.
– Чахотку? Это еще почему? – не поняла я.
Я знала, чахотка – это болезнь, которая поражает легкие и от которой можно умереть. Зачем же ее зарабатывать?
– Да, это как-то странно, но евреям запрещено владеть землей. Прежде они работали в городах, и многие совсем выбивались из сил. Папа говорит, что песня как раз об этом – про человека, который работает, но ничего не зарабатывает.
Я по-прежнему мало чего понимала, но кое-что стало ясно. В этом мире явно что-то не так. Иначе как объяснить, что людям не разрешают владеть землей только потому, что они верят не в Христа и называют свою церковь синагогой? И почему их вдруг решили выгнать из Норвегии?