— С возвращением.
А потом ушла в белый коридор.
Игоря меж тем встретил старый и горбатый дворецкий, и спросил, надобно ли чего княжичу? Да, пожалуй надо: пусть его проводят в его комнату. Старичок пожал плечами, и вместе они побрели по коридорам. Когда они всползли на второй этаж, Игорь заметил в зале, прилегающем к лестнице, большую картину на стене. Юноша к ней подошёл. Это был потрет. В дубовой узорчатой рамке находилась девушка, — или женщина? Сразу так и не скажешь, ведь несмотря на белейшую кожу, на детское личико, она обладала взрослым изяществом…
У женщины были чёрные глаза, не тёмные, а именно блестящие — художник был хорош, передал он их блеск прекрасно, они горели, как драгоценные камни. А ещё длинная белая шея, тёмные волосы… Она немного напоминал Елисавету — разумеется. Женщина была её — и Игоря — мамой.
Екатерина Радзивилл… Наследница древнего литвинского рода, именно от неё Елисавета получила свой кладенец, Национальное Достояние бывшей Речи Посполитой, Чёрную Даму… Её унаследовала именно Елисавета потому, что доспех этот был особенным. Орудовать им могла только женщина.
Впрочем, не то чтобы это было некстати. Именно сестра, а не брат, обладала наибольшим талантом и заслуживала заполучить Национальное Достояние… Что и произошло после преждевременной смерти Екатерины двенадцать лет назад…
Вдруг перед глазами Игоря возник образ: яркое солнце в голубом небе, дует ветер. Блестящий деревянный гроб спускают под землю. Рядом, слева от Игоря, стоит высокий силуэт. Стоит немного спереди, так что у него не видно лица. Справа его за руку держит маленькая девочка. Её беленькое личико расплывается… Почему оно расплывается? Потому что Игорь плачет, как ребёнок, и дрожит. А сама девочка непоколебима, и только хват её тёплой ручки становится всё крепче и крепче, чем ниже опускается, исчезает под землёю гроб… Он сейчас грохнется…
Бах.
Юноша открыл глаза.
— В-в-вы и-и-и-идёте, батюшка? — хрипло и медленно спросил дворецкий. Игорь повернулся, улыбнулся, пошёл за ним. Это были воспоминания, но не его, а того, прежнего, ныне уже почившего Игоря о своей маме. Нынешнему Игорю они были чужеродны, как чужеродной была для него и комната, в которую его привел его старик, и которую юноша тут же начал с большим интересом осматривать.
Комната оказалась затемнённой. Шторы были завершены, стоял полумрак. И всё же нельзя было назвать её совсем тёмной, потому что и потолок, и стены, и вообще вся наполнявшая помещение мебель была в разных оттенках белизны.
Игорь зашёл в помещение. Осмотрелся. Прямо на входе был просторный зал. Дверь слева выходила в кабинет, справа — в спальню, половину которой занимали просторная кровать и стоявший рядом платяной шкаф.