Вася так и не ответил, и я продолжила:
– Не желай жены ближнего своего – это как раз таки понятно. Не люби не свое. Но любовь – это чаще всего просто наваждение, страсть. Она проходит. То есть в грехе тебе ходить придется недолго. Но вот дом и скот! Это совсем другое. Зачем было запрещать то, что в принципе лежит в основе человека? То есть в чем логика? Сначала создать нас такими, а потом говорить, что быть такими грешно? Что же должны были, по мнению этих христиан, натворить мякишевцы, что их так престранно наказали? Или же они, как раз таки, научились не завидовать соседу, и это так удивило создателя, что тот решил, что такие экземпляры ему еще понадобятся, но потом… Ты как считаешь?
Вася стоял у стола, копошился в купленных продуктах.
– Никак.
И даже не повернулся ко мне.
– Как это «никак»? Тебе, что не интересно?
– Нет.
– Да брось! – хихикнула я и отмахнулась, – Ты просто кокетничаешь.
Вася промолчал.
– Ну ладно, я просто неправильно выразилась! Не кокетничаешь. А типа: «Я не такой, как все. Всем интересно, а мне нет». Ну, брось ты. Это же тайна! Это всем интересно! Иначе не существовало бы форума!
Как-то очень быстро Вася оказался прямо передо мной. Он сидел на краю кровати, смотрел мне в глаза, говорил в лицо, чеканя каждое слово:
– Люди – мужчины, женщины, старики, дети, где-то далеко в забытом богом селе лежат у себя в домах или вне их, и спят. Что, скорее всего, кто-то просто обозвал сном. Вероятнее, это просто медленное умирание. А может, они все уже давно мертвы. Как эта зараза попала в них? С воздухом, водой, картошкой, впитавшей эту гадость из земли? Пришельцы, американцы, кто? Кто виноват? Что-то не спешат эти «христиане» с форума отправиться туда и предать своих братьев и сестер земле, а модные «язычники» огню. Они сидят и спорят на этом гребаном форуме. Это же все так занимательно!
Вася был зол. Злость кипела в нем, бурлила. Я видела ее плененную за стиснутыми зубами, неподвижными зрачками.
Было страшно так сидеть перед разъяренным Васей. Я глянула поверх его плеча на Страшилу. Но тот меня не поддержал. Наверное, он меня даже не видел, так много слез было в его глазах.
Когда я проснулась, Вася уже сидел одетый на диване.
– Ты куда?
– Пойду искать машину.
Казалось, он еще злится.
Вчера после нашего разговора он ушел из дома и вернулся, когда мы со Страшилой уже лежали в своих кроватях, в тишине, которую нарушал лишь лай собак за окном, в темноте – жидкой и прозрачной, разбавленной лунным светом.
– Надо у хозяйки спросить, – говорю хриплым ото сна голосом.
И снова закрываю глаза.