Андрей смотрел на дядю, поражаясь его непробиваемой наглости и не в силах сказать что-то в ответ. «Правильно отец не водился с этим «мерзавцем», – предавался он негодующим размышлениям, – и мне завещал в точности такое же отношение; он подлец еще тот, хотя, в сущности, как и я… у нас, значит, сбивают машиной дорого человечка, а мы сидим здесь и распинаемся, кто перед кем виноват. Нет, надо действительно выписывать ордер и тащить его в управление, а уж там развязать ему язык – это мы как-нибудь да сумеем; а то, ишь, сидит тут словно барон, да еще пытается меня научить прописным истинам и искусству ведения диалога». Такие мысли терзали его взбудораженный мозг, не находя там приемлемого решения, как же можно разговорить предвзятого родственника, который, кроме разве только себя, не любил ни Бога, ни черта, никого другого на всем белом свете; но вместе с тем, даже несмотря на чересчур негативное к себе отношение, отступать оперативник все же не собирался, прекрасно понимая, что от того условия, как он завершит это сложное дело, так впоследствии и сложится его личная жизнь, а главное, будет получен ответ на вопрос, сможет ли он вернуть утраченное расположение любимой девушки и уговорить ее (разумеется, вместе с дочкой) вернуться домой; удрученный супруг полностью раскаялся в своей слабости и искал сейчас любой выход, какой бы только помог ему загладить свою чудовищную вину; опять-таки, найти «жестокую стерву», совершившую страшное преступление (в этом он был полностью согласен с Азмирой), было долгом его персональной чести, существующей у каждого сотрудника уголовного розыска; принимая все эти несложные доводы во внимание, разговорить надменного дядю должен был именно он, причем сделать это без чьей-либо помощи – вот полицейский и решил сменить тактику и перешел от «“плохогоˮ копа к “хорошемуˮ».
– Извини, Владислав Александрович, – обратился он с таким видом, будто бы только что съел кислый лимончик, – но, получается, совести у тебя в таком случае совсем не имеется, ведь –даже! – Азмира уверена, что ты скрываешь преступницу, а она, поверь, человек очень сомнительный и просто так на слово никому не поверит; значит, у нее имеются неопровержимые доказательства, а это, дядя, при создавшемся положении, большой в твою сторону минус.
Здесь он замолк, внимательно изучая, какое впечатление его слова произвели на неискреннего собеседника, молчаливо сидевшего рядом, – легкая тень вины и раскаяния, едва-едва промелькнувшая по лицу оппонента, не осталась опытным оперативником незамеченной. «Так вот почему она отказалась ехать жить с нами в квартиру, – тут же подумал предприниматель, уже сожалея, что еще раньше не назвал ей имя подлой певички, – а теперь вот ей пришлось обращаться за помощью к мужу, который выгнал ее с дочкой из дома». Бизнесмен тоже обладал кой-какими возможностями и кое-что понимал в сыскных разработках: не без помощи своего пронырливого юриста Изюмова, он организовал незамысловатое секретное следствие, в ходе которого и были установлены все изменения, недавно произошедшие в семье любимой им девушки.