– Таланты Вашей подопечной, Мурод, поверьте, мне нисколько не интересны – почему здесь тогда нахожусь? – все очень просто: я частный детектив из одного провинциального городка, – предусмотрительно избегая своей связи с полиций, умышленно соврал собеседнику Холод, – где Ваша подопечная, управляя внедорожником, совершила наезд на маленькую шестилетнюю девочку; короче, Вы мне поможете ее отыскать, а я в свою очередь пообещаю, что не буду передавать Вас в руки правоохранительных органов, как ее преступного соучастника; можете не сомневаться, в противном случае – сами должны меня прекрасно понять – помочь Вам я уже ничем не смогу.
Зарипов, как это принято говорить, был «воробей стрелянный», поэтому не очень-то напугался приведенных сыщиком доводов; «осветив» свое лицо наглой, беззаботной усмешкой и не выражая совсем никакого сочувствия, он приступил к беззастенчивым разъяснениям:
– Вы меня, гражданин, не пугайте: я Вас нисколечко не боюсь, поверьте, – я пуганый. Что же касается интересующей Вас особы, то с ней я не сплю, а следовательно, и сказать, где ее «носит» в свободное время – которое, кстати, у нее постоянно – сказать не могу… а по ровному счету лично Вам и совсем не обязан; выражаясь деликатно, собирайте свои ножки в ручки и проваливайте из моего кабинета – да желательно побыстрее! – не то уже я сам вызову сотрудников правоохранительных органов – и вот тогда… не сомневайтесь, в этом случае не поздоровится уже Вам.
Как это не покажется удивительным, но продюсер, выделяясь своей очевидной принадлежностью к узбекской национальности, говорил совсем без акцента, словно бы и родился, и все свою жизнь безвыездно проживал только в России; его же пламенная речь была совсем недвусмысленной, очень понятной, а заодно и свидетельствовала, что, по всей видимости, к добровольному сотрудничеству он склоняться не будет. Осознав неприятную перспективу, Холод мгновенно придал и без того раскрасневшемуся лицу еще и гневное выражение, а следом задышал до такой степени глубоко, что представлялось очень сомнительным, как он еще до сих пор сдерживается, чтобы этой же секундой не набросится на чрезвычайно наглого человека, уверенного в своем исключительном превосходстве и резко ставшего ему неприятным (это если не сказать ненавистным); честно сказать, ивановскому оперуполномоченному стоило большого труда, чтобы удержаться от совершения неоправданной ошибки и чтобы в ту же секунду не кинуться на бессердечного оппонента и не начать его безжалостно избивать; однако основная его цель была совсем не такая, как, скажем, по непростительной оплошности загреметь в какое-нибудь московское полицейское отделение – нет, он непременно должен был выполнить возложенную на себя важную миссию. Вдохновленный великой целью, молодой человек хотя и с большим трудом, но в результате все-таки успокоился и, придав своему внешнему виду некоторую неловкую «чудоковатость», стал любезно прощаться: