– И одновременно свернули всем головы? – несмотря на сотрясение мозга, вставила Азмира вполне разумное замечание.
– Один – тот, что самый последний – смог убежать, – мгновенно нашелся Беркутов, что следует ответить смышленой красавице, в этот день превращенной в чудовищное страшилище, – а проще сказать, мне лично возиться с этой «падалью» совсем неохота – уж слишком их много; пусть «менты» здесь убираются, тем более что им сделать просто необходимо – почему? – да всё потому, что, судя по тому обстоятельству, как мертвецы, прежде чем стать покойниками, тут обжились, в это местечко давно уже никто не заглядывал.
Закончив эти недолгие размышления, Константин, разумеется не без помощи верного друга, помог измочаленной Тагиевой добраться до дома, где ее бережно уложили в кровать.
– В больницу не обращайся, – дал он ей перед уходом напутствие, – я пришлю к тебе санитарку-сиделку; а то… как бы нас в «мусарню» «не замели».
Беркутов выполнил все свои обещания, касавшиеся в тот день этой простой российской семьи: измочаленной проститутке организовал должную ей медицинскую помощь, а папашу-пропойцу отправил на стационарное излечение в наркологический диспансер; по выходу же оттуда бандит заставил его быть постоянно при нем, приняв на «работу» в качестве своего личного, неотъемлемого, шофера, организовав ему это «завидное трудоустройство», поскольку у того еще с молодости имелись водительские права – а Костя-киллер уже мог позволить себе пусть пока и подержанный, но все же уже иностранный автомобиль.
За две недели Азмира смогла полностью оправиться от жестоких побоев, нанесенных ей безумным Бакланом; лечение, как и было обещано, оказалось профессиональным, причем получала она его прямо на дому от очень квалифицированного медработника, отличавшимся и еще одним уникальным достоинством: за определенную, дополнительную, плату он не имел привычки «распускать» свой язык. На «работу» идти – страсть, как не хотелось! – тем более что ее непутевый папаша больше не пил, а сам состоял на службе у главного сутенера Иваново; но делать было нечего: она считала себя Константину обязанной, да и он по ровному счету думал совершенно аналогично; словом, вопреки огромному нежеланию, пришлось сразу же отправиться отрабатывать свое счастливое избавление.
Пока она «отдыхала», остальные «девочки» несли свою «повинность», разделив ее «смену» между собой, поэтому в первый же день ей досталось самое «горячее», вечернее, время, установленное у них с шести до двенадцати; заблаговременно переодевшись в привлекательное белье, она ждала первого клиента, напросившегося в «приемные апартаменты» на восемнадцать часов. Он задержался на десять минут. В его ожидании, расположившись на двуспальной кровати, красотка оставила дверь в квартиру открытой, а сама предавалась печальным мечтаниям; как и обычно в последнее время, она думала о своем несостоявшемся женихе, с грустью вспоминая те сладостные минуты, что им были предоставлены злодейкой-судьбой, обошедшейся с ними в конце концов невероятно жестоко; она вот-вот уже хотела было пустить слезу от охватившей ее сильнейшей печали, как вдруг в комнату вошел человек, от одного вида которого Тагиева невольно остолбенела и, единственное, на что решилась, так это «выдавила» из себя его имя: