– Хорошо-хорошо, я всё поняла, – пристраиваясь следом и двигаясь по предложенному маршруту, полушепотом заверила Палина – и тут… внезапно наткнулась на разом «застывшую» спину.
– У-у… – Лисина хотела было уже применить не излюбленное словечко, а разразиться непривлекательной нецензурной бранью, но быстро поняла, что в сложившейся ситуации виновата сама, поэтому ограничилась лишь вполне естественным замечанием: – Поаккуратнее на крутых поворотах – смотри, куда «едешь»! Глянь-ка, – перешла она к моменту, привлекшему ее бдительное внимание и заставившему резко остановиться, – кажись, я наткнулась на верхний люк, ведущий в жилые покои. Как считаешь: стоит ли нам его приоткрыть, то есть, а не попробовать ли осмотреться внутри?
– Чтобы быть полностью уверенными, что живущий здесь дядечка не злобный губитель-маньяк и что поселись ты у него – тебе не будет угрожать никакой серьёзной опасности, – сама того не зная, словоохотливая собеседница подсказала пронырливой бестии резонное объяснение, и наиболее правдоподобное, и самое правильное.
– Не перестаю тебе изумляться, Люба, – поражённая плутовка в очередной раз легонько присвистнула; одновременно она приподнимала деревянную западню и отодвигала ее немного в сторонку, – рассуждаешь чисто по теме – ты прямо читаешь мои сокровенные мысли! – позабыв про прежнюю осторожность, она прибавила голосу дополнительных интонаций; но… услышав подозрительные шумы, доносившиеся снаружи, очень похожие на человеческую речь и прозвучавшие от ветхой избушки в непосредственной близости, встревоженная красавица мгновенно осеклась, по-тихому передвинулась к боковой застрехе, свисавшей над самым входом; далее, выглядывая в широкую щель, она стала внимательно разглядывать прилегающее снаружи пространство.
Чтобы преданная спутница, старавшаяся повторять едва ли не каждое движение, не трогалась с места, предупредительная разведчица, не поворачиваясь, выставила назад одну из двух рук, слегка приподняла ладонь, как бы изображая запретительный знак, а убедившись, что сообразительная приятельница застыла в неподвижной, полусидящей позиции, начала ещё и бдительно вслушиваться. Буквально через пару минут к неказистому домишку приблизились двое незнакомых мужчин, одетых в темные одежды и прикрывавших головы – один американской бейсболкой, второй простецкой, бандитской, кепкой; оба они имели одинаковое, физически сильное, телосложение, но из-за прикрытых лиц различить их внешние очертания у наблюдавшей девушки пока что не получилось.
– Послушай, «братан», – обращался «американец» (по крайней мере так его первоначально прозвала чрезмерно деловая плутовка), – а помнишь далёкие «девяностые», когда ты, желая «влегкую» заработать, «завяз» у нас на Украине в одном «стрёмном» и крайне опасном деле? Ты, Бирюк, – очевидно, он называл другого по присвоенному преступному прозвищу, – тогда очень много задолжал, причем нашим самым отчаянным хлопцам, а еще и угодил в непривлекательные тюремные застенки, где тебя совсем уже собирались убить, где, между прочим, тебе был вынесен суровый «пацанский приговор» и где тебе не было оставлено никакого иного выхода, как либо полностью расплатиться, либо, «опущенному», постыдно, позорно сдохнуть, – он ненадолго замолчал, словно дожидался униженного раскаяния, ну, или хотя бы простого ответа; но, ничего так и не дождавшись, говорливый «эмигрант» ознаменовался провокационным, щекотливым вопросом: – Вспоминаешь ли ты сейчас: кто именно в то лихое время посмел за тебя вступиться и кто конкретно помог тебе уклониться как от исполнения долговых обязательств, так и от применения неотвратимого наказания, изощрённого и жестокого, но, в сущности, справедливого?