Аннушка уже разлила масло, а за место головы Берлиоза покатился мяч, странно, но отсутствие отрезанной головы расстроило Рони. Понтий Пилат всё же приговорил Га-Ноцри, и Ливий Матвей не сумел его спасти, тут я впервые услышал безобидные матюки кудрявой.
– Злодей, негодяй! – ругалось её сердитое лицо и сдвинутые брови.
Затем мастер познакомился с Маргаритой, и это было прекрасно, но его роман не издали, Маргарита сильно расстроилась, а мастер сошёл с ума, и стены психиатрической больницы разлучили их, а великий роман съел камин. Великий писатель, правильный роман, хорошая пьеса.
Антракт. Искусство распирало кудрявую эмоциями, и она заедала их пирожными в буфете. Рони не была голодна, и сладким не злоупотребляла, просто ни разу ещё не была в буфете театра, к слову – ту самую курицу по старинке она тоже почти не ела, ей важен был момент. В буфете у нас произошла интеллигентная дискуссия на тему любви и жизни между мастером и Маргаритой, и даже случилась перепалка в разницы мнений.
– Мастер легко сдался, не боролся ни за жизнь, ни за любовь; я бы карабкалась до последнего. – монотонно и задумчиво произнесла кудрявая, упиревшись взглядом в пол.
– У каждого свое горе малыш, у кого-то маленькое, у кого-то по больше; каждый с ним справляется как может, либо не справляется и опускает руки. Сила духа у всех разная, от того и личная история у каждого своя…
Спектакль окончен, вновь распахнулись резные массивные двери, только теперь с другой стороны, и красиво одетые люди прилично выходили. Можно ехать обратно, но я решил выжить максимум из поездки и снял номер в хорошем отеле, в котором кудрявая сначала восхитилась огромных размеров лейкой в потолке выложенного мелкой плиткой ду́ша, а потом добрым балконом с мареной деревянной балюстрадой, и закончила ознакомление с номером на двуспальной кровати, подпрыгивая на попе с пультом в руках, щёлкая каналы друг за другом, и гримасы на её лице мелькали интересные, губы сдвигались и раздвигались, кренились на левый бок, брови подпрыгивали в такт, морщинки искусственно создавались. Я сидел в кресле молча, но чувства бушевали внутри, просто я не прыгал на попе и не бегал по номеру. Я сидел и осознавал как БДСМ вливался в наши отношения медленно но верно, я имею в виду субкультуру, а не элементы секса. Поведение и нормы морали изменились в наших сознаниях, сложившиеся устои сломлены. Для случайных прохожих во время прогулок мы были весьма милой парой, гуляющих под ручку, наша милота улыбала их, но на этом вся милота заканчивалась. Дома мы вели себя совершенно иначе, соблюдая некие правила, которые никто не устанавливал; правила порадились сами собой, их породило взаимное уважение, чувства и нестандартное бытие. Рони слушалась меня через чур, спрашивая разрешения робко, или вовсе намекая на желаемое взглядом; я же старался соответствовать и был в меру строг, строг и великодушен. Так например Рони присылала мне фото своего тела, намекая на то что её организм восстановился, а душа требует порки. На сессию она всегда приходила в шибари, это тоже своего рода правило, дающее мне зелёный свет. Не заставлять кудрявую заниматься неприличным вне дома было правило для меня, в общественных местах мы даже не целовались. Парк на первом свидании был единственным случаем, когда этого правила ещё не было. Если смотреть со стороны, то кажется что