Это финишная прямая. Мы завершаем эту эпопею и ставим точку во всех смыслах этого слова.
Никогда еще Арьяне не было так тяжело заходить в этот проклятый класс. Причиной было не то, что это ее последний раз, а то, что в каждый последний раз было необходимо прощаться. Стоя в коридоре и крепко сжимая ручку своего портфеля, она просто дышала, стараясь вернуть в норму свое сбившееся донельзя дыхание.
Казалось, что сейчас она проживает концовку сериала или великой трилогии фильмов и, заходя в кабинет, она начнет эту серию, а вместе с поклоном на вальсе ее закончит. Ей нужно было не так много. Просто отдать листы, завершающие пять лет их жизни.
Сделав последний вдох, она зашла в кабинет, сразу же попадая в объятия дорогой подруги, которая тут же оглядела ее с ног до головы, сразу заприметив неладное.
– Кроссовки, – указала она на ноги Арьяны.
– Туфли для вальса в сумке, – тут же оправдалась девушка и бросила взгляд в сторону парты своего друга.
Удивительно, но Герман еще не прибыл на место, ибо сейчас находился внизу, вместе со своими родителями, которым специально занял лучшие места для просмотра данного концерта.
Присев на свой стул, Арьяна достала свои каблуки и, медленно наклонившись вниз, начала надевать их. В отличие от всего прошедшего года они больше не вызывали в ней ненависти или гнета.
Просто подарок, просто как признание, просто на прощание.
Попытавшись встать, она поймала себя на мысли, что каблук куда больше, чем тот, каковой был первого сентября, поэтому, стоило ей только сделать два шага, как на первой шероховатости она чуть не рухнула вниз. Но, конечно, по классике жанра и их дружбы, ее успели подхватить.
– Падать к моим ногам не стоит, – произнес он, медленно ставя свою бывшую лучшую подругу обратно в стоячее положение. – Это было моим извечным занятием эти пять лет.
– Ты просто не позволял мне склониться пред тобой, как и сейчас, – подшутила она, стараясь улыбаться своей обычной широченной улыбкой, от которой у Германа просто сердце кувырок в груди делало.
Пока опора не отправилась надевать свою выпускную ленту, его партнерша по вальсу то и дело поглядывала на свою сумку, представляя, как внутри нее ютится огромный, сделанный ее же руками, конверт с письмами о нем. Он был столь огромным, что по толщине был больше схож с книгой или каким-нибудь девчачьим романом. Стоя подле двери и ожидая, когда же все отправятся на лестницу, чтобы вновь пройти также, как и первого сентября, юная писательница размышляла о том, когда же одарить своего товарища столь крупным прощальным подарком.