И вот теперь, зайдя в подъезд, я, не иначе, третьим ухом и жопной чуйкой слышу, что наверху, на том самом пятом, где по адресу живет Черный, мать его, Зверь, кто-то сидит. Затих, услышав, как дверь подъездная хлопнула.
Интересно.
И странно.
Хотя, малолетки, они такие. Отмороженные. Страшнее них — только алкаши под белкой. Потому что нет у молодняка стопоров никаких. Нет инстинкта самосохранения. Там, где взрослый мужик в сторону отойдет, пацан пятнадцатилетний кинется, оскалив зубы. И даже не подумает о последствиях. Возраст такой. Все остро, все больно. Все против тебя. Знаю это прекрасно. Сам таким был, помню еще кое-что.
А потому не тороплюсь. Если там, наверху, кто в засаде засел, то могут и ножом кинуть. Разгребай потом последствия.
Поудобнее перехватываю биту, достаю ключи и, нарочито громко топая и звеня, иду к двери на первом этаже. И какое-то время воспроизвожу шум открываемого замка.
А затем затихаю.
И жду.
Ждать я умею.
Через полминуты слышу опять шепотки, еле различимые, словно шум ветра.
Тихо поднимаюсь по ступенькам, по стенке, чтоб не видно было. И не слышно. Мои тимберленды умеют ходить бесшумно.
На четвертом останавливаюсь. Уже все слышно.
— Ну чего ты? Ну хватит… Опять, блин…
Шепот. Мальчишеский, тихий, но понятно, что парень. Голос ломается, иногда басовитые нотки проскальзывают. Утешает кого-то.
Этот кто-то хнычет. Тоже тихо-тихо. Попискивает, как мышка.
— Я все уже. Просто опять вспомнила… Она ведь даже не попрощалась толком, Веник, понимаешь? Даже не обняла…
О как!
А вот и пропажа моя!
Плачет.
А Веник — это, походу, как раз и есть тот самый Черный Зверь.
Страшное существо из вконтакта.
— Она, может, не хотела расстраивать…
— Ну конечно… К очередному своему поехала, как всегда, про меня забыв!
— Лен…
Возня, тихая, но вполне однозначная.
Я продвигаюсь на пару ступенек вверх.
В душе прямо ураган. Облегчение, что все хорошо, и племяшка моя, живая и здоровая. И, надеюсь, целая, потому что утешитель ее сопливый явно не настолько крут, чтоб качественно утешить прямо в подъезде. Но ловок, гаденыш. Тенденция к росту имеется.
А еще, поверх явно ощущаемого облегчения, злость на сеструху-кукушку и жалость к Ленке. Похоже, нихрена мы про нее не знаем.
Милая тихоня, девочка-отличница… А там вон какая херня. Терпела, терпела, и, похоже, не вытерпела.
Наверно, то, что мать за это время не позвонила ни разу, стало последней каплей.
Да еще и я, мамонт толстокожий, не особо присматривался. О блинчиках намекал… Дебила кусок.
Тут бы поговорить с ней, обнять, утешить…
Но не ловок я в обнимашках маленьких девочек. Да и ляпнуть могу чего-нибудь.