Но для этого нужны поставки по настоящему качественного сырья и надёжный партнёр: человек, который профинансирует предприятие и не бросит, когда посчитает выгодным. С сырьём Генри определился быстро – идеальный золотой порошок получался только и исключительно из русских копеек.
За партнёром тоже дело не стало: Генри вспомнил своего старинного знакомого Юнга – фабриканта материи из Лилля. Как то он уже работал на Юнга, претворял в металл его идею словонаборной машины, которую тот с успехом продал во Францию. Потом Юнг купил у юноши его оборудование по оттиску на плюше со всеми правами на изобретение. Это определённо был тот человек, который ему нужен – с капиталом, связями, смелый, свободно мыслящий, и, что важнее всего, со своими принципами. Джеймс Юнг никогда не бросал партнёров, Генри об этом знал, и решил поставить на партнёрство именно с ним.
Именно Юнг через свои связи организовал закупку в Петербурге копеек в промышленных масштабах. Дельцу не было дела до того, как именно он получит искомое, и он без колебаний санкционировал расходы на привлечение к сбору необходимого товара откровенных бандитов Паши Викинга. Так же, без малейших колебаний, он их и сдал, мгновенно согласившись на альтернативные поставки копеек на более выгодных условиях, предложенные нашим человеком.
А Генри…Генри очень талантливый молодой человек, и я не удивлюсь, если ещё не раз услышу его имя – имя Генри Бессемера.
«Пенелопа» пришла в Лондон с утренним приливом. Среди тысяч заполнявших причалы великого города кораблей и судов она ничем не выделялась, и, казалось, найти этот небольшой барк для любого, кто не знал точного места его стоянки, было непосильной задачей. Но так только казалось. За прибытием брига кроме хозяев следила ещё одна пара глаз, вооружённых отличной подзорной трубой. Глаза эти принадлежали пожилому, но ещё очень крепкому мужчине, в котором всякий бывалый человек с первого взгляда угадывал моряка.
Высокий, крепко сложенный моряк был одет в тёмно-зелёный твидовый жакет, из-под которого выглядывала льняная рубаха не первой свежести, парусиновые штаны и крепкие башмаки из буйволовой кожи. На голове его возвышалась потертая просоленная треуголка старомодного фасона, а в свободной от подзорной трубы руке дымилась ладная пенковая трубка.
Оторвав взгляд от трубы, моряк сделал две глубокие затяжки отличным венесуэльским табаком, который предпочитал всем иным сортам, и достал из нагрудного кармана большие серебряные часы размером с луковицу. Так повторялось ещё в течение получаса, пока барк медленно полз к соседней пристани, а потом Пью, так звали моряка, щёлкнул пальцами и возле него мигом оказалось несколько человек, внимательно слушающих «шефа».