Шорты и брюки болтались в талии, но ремень исправил ситуацию, хотя они все ровно оставались для не широковатыми. Было среди прочего еще одно платьице вроде того синего сарафана. Леля подумала, что если оно принадлежало дочери теть Наташи, то она не носила его уже много лет, так как на ее фигуру оно село как раз. Разложив вещи в шкаф, она вернулась на кухню, вытерла стол, о котором успела забыть сухой тряпкой, сделанной из детской пеленки (мама таскала их с больницы) и села допивать остатки чая, который к тому моменту уже остыл.
Она посмотрела на мертвого таракана, валяющегося под холодильником и подумала, что корица справляется со своей задачей. Ай да корица! Давно ей не доводилось видеть дохлого при этом не раздавленного таракана. Самыми ужасными были альбиносы. Иногда, примерно раз в год, откуда-нибудь из-под дивана выползал такой белек словно не от мира сего. Леля настолько привыкла их уничтожать, что могла давить голыми пальцами. Правда, иногда они ее занимали. Если она наблюдала в букашке присутствие интеллекта или более развитого сознания, чем у остальных у нее не поднималась рука лишить его жизни. Например, однажды она видела, как таракан-подросток играл с половинкой рисенки так словно катал по столу мячик. Это удивительно, но во всем остальном они были мерзкие и ползали по ней ночью, пока она спала.
Недавно пришла стипендия. Можно было сходить в магазин, купить себе нормальной еды помимо чёрствого позавчерашнего хлеба, но Леля планировала откладывать себе на новый телефон. На этом на весь экран поползла широкая трещина и он стал плохо работать, клавиши заедали и не всегда получалось запустить приложение. На самом деле очень странное чувство что-то планировать, когда буквально две недели назад ты в серьез собиралась покончить с собой. Но в который это раз? На самом деле только в четвёртый и все четыре раза за минувший год.
Впервые это случилось на похоронах бабушки, как раз перед ее шестнадцатилетнем. То утро особенно странно для нее началось из-за приснившегося сна. Она видела его не в первый раз, но в этот все было по-другому.
Сейчас до жути странно вспоминать какой глупой и наивной она была словно с тех пор прошел не год, а десять. Но на самом деле, чтобы повзрослеть и распрощаться с детскими иллюзиями ей хватило одного дня.
В те времена она почти не видела кошмаров. Ей снились сладкие детские сны. Сны, в которых она летала. Сны, в которых все было хорошо. Раньше Леля легко могла внушить себе, что сундук ей только приснился, что ее на самом деле тут нет и достаточно залезть с головой под одеяло, закрыть глаза, как ты уже возвращаешься в другую реальность. Именно эта жизнь казалась ей страшным сном. И вообще-то, несмотря ни на что, она любила свою мать, но ненавидела ее пьяный голос. Однако и это давно прошло. Теперь она не питала к ней никаких чувств кроме злости и отвращения.