Мы резвились как дети. И меня нисколько это не смущало. В конце концов, именно дети понимают, что такое счастье: искренняя, чистая радость и веселье до упаду. Пока не заноет все тело и не захочется срочно распластаться хоть где-то: на любой горизонтальной поверхности. Да и не особо горизонтальная тоже сойдет. Но ты все равно бежишь и смеешься, потому что остановиться не получается… Пусть даже потом уже рухнешь без сил, ощущая, как колет в боку, и дыхание рвет грудь на части.
Тебе глубоко наплевать, что думают те, малознакомые существа, ради мнения которых ты стремился выглядеть взрослым, зрелым, интеллигентным и культурным. Тебе глубоко плевать: пускают ли они фонтаны злобы в твою спину или же, напротив, щедро осыпают праздничным рисом одобрения.
Тебе вообще глубоко все равно.
* * *
Рун
Несколько тысяч лет назад маленький вельмер Рун де Ворл прилетел сюда с мамой и папой. Он прыгал, резвился, он ощущал волшебство. Оно звенело в теле задорными колокольчиками и разливалось внутри теплом и счастьем. Он несся по этому лугу, и казалось – все в мире прекрасно. Любовь и восторг жизни переполняли юного дракона…
И это ощущение, это всеобъемлющее чувство сохранялось надолго.
Но, как вода из озера, если его не подпитывают подземные источники, медленно и верно утекало куда-то… Капля за каплей. Глоток за глотком. Взрослый, серьезный ректор Рун де Ворл перестал все это испытывать. Его поглотили дела, заботы, обязанности. Он ежедневно думал о тысячах вещей, которые следует сделать в Академии, и о миллионах – для своего народа.
И да, посещало его воодушевление. Эдакое мощное, ура-патриотическое. Особенно, когда враги были повержены, а попытки сместить его друзей-нагов с императорского трона проваливались с треском. Когда войны выигрывали те, кому Рун сочувствовал. Он ощущал душевный подъем: азарт жизни и оптимизм взгляда в будущее. Все тело гудело от желания действовать, двигаться дальше, снова одерживать верх… И рвалось из глотки: «Урра! Урра! Урра!»
Но… это было не то и не так… Совсем не то, что чувствовал в детстве, когда прыгал с ветки на ветку дерева катапульты. Зажмуривался, сжимал кулаки, группировался и распахивал крылья. А потом кричал, летел, несся… Как стрела, как несокрушимое оружие. Планировал на мощных потоках ветра: вверх, вниз, вперед. Штопором входил в перекрестные воздушные струи и выстреливал из них пушечным ядром.
Не сразу, но по мере прогулки с Аленой и ее сыном это ощущение возвращалось. Словно иссохшее со временем озеро надежды и вдохновения медленно наполнялось прозрачной, чистой, как слеза, родниковой водой.