».
Из разговора Дориана и Дэйр.
Джареф.
Голова кружилась, а из носа потекла кровь. Кровопотеря становилась перманентным состоянием, что не есть хорошо. А питался я утром. Очередная вспышка боли в голове, едва не отправила меня в бархатное беспамятство. Усилием воли я удержал себя в сознании, приложив рукав к носу, чтобы не оставлять своих частиц, особенно таких сильных, как кровь, в этом помещении.
– Тебе нужно прилечь, – Эльсия твердыми руками коснулась моих плеч и повалила на спинку дивана. – Закрой глаза и расслабься, не сопротивляйся знаниям. Боль – это побочное действие сопротивлению. Представь, что ты это спокойное озеро. Твоя гладь непоколебима. Ни порыв ветра, ни вмешательства извне – ничто не может всколыхнуть твое спокойствие и величие. А знания, что прорываются сквозь барьеры, всего лишь капли дождя, что питают твое тело, твою душу и твою суть.
Холодные пальцы девушки порхали по моим вискам, мягко массируя точки, что приносили облегчение.
«Не сопротивляться»? Позволить боли разрывать мой разум на миллионы осколков?»
«Спокойно, душа моя, – Храмм отвлек меня своим тягучим голосом с рыкающими нотками. – Дай волю светлой магии течь по твоим жилам». Магия света? Светлая магия? Это ведь две разных энергии.
«Перестань думать. Расслабься и не препятствуй гримуару делать свое дело».
С закрытыми глазами дело не двигалось. Перед глазами мелькали жгучие солнечные зайчики, что вызывали отнюдь не раздражение, а куда более серьезные ощущения – жжения от сгорания плоти. Я открыл глаза. Дориан смотрел на меня взором цвета янтаря, вот только край его радужки чернел тьмой. От него пахло смертельной опасностью, едва сдерживаемой силой и многовековым голодом. Бледная кожа алхимика, словно фарфор сияла в полумраке комнаты, а вот на шее пульсировали черные вены.
Мужчина сглотнул слюну и закрыл глаза. Было видно, что еда не приносила Дориану ни наслаждения, ни чувства сытости. Мне знакомо это ощущение, когда еда словно тлен. Когда твое собственное тело предает тебя. Когда сила воли истончилась настолько, что даже дышать перестаешь, лишь бы сдержать порыв, что нарастает в груди, волной разрастаясь, сминая тщательно выстраиваемые баррикады и стены контроля. Когда контроль над собственной жизнью теряется, перерастая в панику и агонию по умирающему чувству вины. Когда совесть уходит в тень, не попрощавшись, громко хлопнув дверью. Когда десны раздирает пульсация увеличивающихся клыков. Когда разум погружается во тьму, меркнет свет. И остается только одно.
Всепоглощающая жажда.
Она властвует всецело.