– Н-но… Беллании? Но ведь ахайрен не принимают… после их проступка…
– Ахайрен – не изгнанники, – улыбаясь, пояснил Кэвелл. – А те, кому позволено идти, следуя своей воле. Глаза и уши Обители и белланийской короны. Агенты.
– Н-но… то есть, те, у кого мало мастерства…
– Нет. Много. Я не ношу кристалл, потому что мне он уже не нужен; моя музыка боя звучит в душе, и не требует носителя. Мое мастерство – таково. Что? А, «преступившие»… Маленькая языковая разница. Ахайрен – не «преступившие». «Переступившие». На иную ступень мастерства. И понявшие, когда строгие этические каноны могут помешать хорошему делу.
– Но зачем ты рассказываешь?
– Потому что теперь ты займешь место Беранта. Сохранишь четкую организацию, но не будешь тревожить корону Канхайма. И не будешь лезть в Белланию. Ясно?
– Да.
– Хорошо. Иначе и к тебе придет… какой-нибудь ахайрен.
– А… – Леред сглотнул и все же спросил: – А не боишься, что я про все это расскажу?
– А кому? – тихо рассмеялся Альсари. – Открою ещё один секрет – большинство тех, кто вообще знает об обители, считает нас скорбными разумом; ахайрен – тем более. Даже многие специалисты. Так что тебе просто не поверят. Сочтут, что мной просто овладело безумие.
– Как вы вообще до такого додумались? – только и спросил Леред.
Кэвелл ответил уже от двери.
– А это не наша идея. Спрятать за мнимым проступком настоящее поручение – обычно для всех тайных служб мира. Запомни и лучше не суди по проступкам.
И ушел. А музыка, сыгранная его мечом и словами, осталась в памяти выжившего.
13.03.2007 – 14.03.2007.
– Прошу вас, господин посол.
Коротко кивнув в ответ, Канорти прошел мимо склонившегося слуги, и, подождав, пока откроются высокие двери, шагнул внутрь.
Воинская выучка и посольский опыт позволяли ему хранить непроницаемое выражение лица, хоть это и было непросто. Ибо жители Илль-Цеана всегда были склонны к утонченной роскоши, а уж императору сами боги велели превосходить в этом своих подданных.
Жители Ретана, послом которого и являлся Канорти, предпочитали аскетичный стиль. Но умели ценить красоту.
А тронный зал был красив – светлые, почти прозрачные колонны, и столь же нежного цвета плиты пола; змеящиеся по стенам золотые знаки, сплетающиеся в слова, начертанные первым императором Илль-Цеана; потолок, на котором дивная роспись – небо с облаками и парящими птицами, столь искусно выполненная, что ее не отличить от подлинного небосвода…
Белое, золотое, лазурное. Цвета власти.
Каким-то образом сюда органично вписывались и другие цвета – которые привносили сюда люди. Алые, светло-бежевые, синие и коричневые одеяния священников. Темно-зеленые хламиды мудрецов. Золотые мантии советников. Черные доспехи военных. Разноцветные костюмы чужеземных послов.