Я так виновата. Не уследила, не понимала, что этот страшный человек переключился на меня.
Все из-за завода, да?
Хотя звоночки были, я была слепа и не замечала ничего, или не хотела замечать.
Дура, ничего Алисе не говорила, молчала, сберечь хотела. И вот, что из этого вышло. Вот чем обернулось мое нелепое молчание. Если бы не это известие, Минаев бы... Он... Даже думать жутко. Изнасиловал? Это же самое страшное.
Хотя в какой-то момент, когда его огромное тело было на мне, меня словно парализовало, в какой-то момент мне показалось, что я готова к неизбежному. Я даже смогла бы расслабиться, ведь он не был настолько противен, нет, дело было совсем в другом. В принципах.
Я видела в его взгляде столько отчаяния вперемешку с похотью и злостью. Он себя сдерживал, как мог, ради меня, чтобы не сломать, это было видно. Уверена, что с другими он не церемонился.
Я даже и представить не могла, что мужчину может так сильно переклинить, в тот момент предо мной был словно не человек, а голодное животное. Одно лишнее движение и тело в клочья. Взгляд дикий, тело каменное.
А член... Я видела. Таким только рвать, истязать жертву. Это ждало меня этой ночью.
Как бы я жила после этого? А если бы его не остановила прислуга, и мы бы переспали. А если бы моя сестра умерла. Я бы себе такого никогда не простила.
Я должна была бороться яростнее, орать, кусаться, тогда бы мне не было так погано на душе. Не выворачивало бы наизнанку от себя.
— Ева, Ева... — слышу отдалено, нехотя поднимаю голову и встречаюсь теперь уже с осознанным взглядом Минаева. Протрезвел.
Он наклоняется и поднимает меня с пола, прижимает к себе, а у меня в голове словно срабатывает сигнализация. Каждая клеточка в моем теле бунтует.
— Не... — дёргаюсь в его руках, не давая его теплу проникнуть в меня. — Не трогайте меня, пожалуйста.
Только вот он все равно не отпускает, встряхивает, смотрит так пронзительно, что хочется сквозь землю провалиться, лишь бы в памяти не всплывало то, что случилось в моей комнате.
Его касания обжигают кожу, его запаха слишком много, я чувствую его и на себе. Меня от него мутит. Колбасит страшно. Я бы заплакала, но не имею право пуститься в истерику. Сейчас я должна быть сильной и держать себя в руках ради Алисы.
— Ты должна успокоится, сейчас же, Ева! Принесите ей воды, — отдаёт громкий приказ, и я нервно издаю смешок. Даже здесь чувствует себя хозяином. Губ касается горлышко бутылки, и я пытаюсь отстраниться, пока не чувствую лопатками стену. — Давай, девочка, пей.
Напирает, нависает сверху огромной скалой, заставляет сделать глоток. И я делаю, лишь бы отстал, не трогал, был от меня подальше. Но я снова думаю лишь о себе, даже не спросила у него, что там с Алисой, ведь к нему снова подходил доктор.