— То есть, во всем виноват я? — вкрадчиво спрашивает Григорий.
— Да! — восклицает Яра, но тут же понимает, что не то имела ввиду. — То есть нет, но…
— Значит, без меня тебе будет лучше?
Ей не нравится, как звучит эта фраза, но остановиться все еще не получается.
— Да, лучше.
— Ну знаешь, Яра… — рычит он. — Впрочем, сам виноват, дебил, связался с малолеткой…
— Малолеткой? — в шоке выдыхает Яра.
Лучше бы он ударил. Потому что вот сейчас это предательство. Все. Это конец. Этого их отношения точно не переживут.
— Малолеткой… — повторяет она.
Слово жжет язык и небо, пожаром опускается по горлу куда-то вниз, затуманивает разум, и щеки вспыхивают от стыда.
— Малолеткой.
А Григорий вдруг пугается.
— Яра, я не хотел… Я не это имел в виду… Яра!
Она выбегает с кухни в коридор, сует босые ноги в шлепки и хватает с вешалки ветровку. Грач вылетает следом.
— Куда ты? — кричит он. — Яра, стой!
Он ловит ее за руку, явно не рассчитав силу, и она вскрикивает от боли, заставляя его разжать пальцы и отшатнуться. Яра пользуется этим, чтобы выбежать из квартиры.
Бежать, бежать отсюда. Только чтобы он больше не притрагивался к ней. Не смотрел на нее. Ничего ей не говорил. Бежать как можно дальше.
Спрятаться.
Из их двора есть два выхода, один ведет к центральной улице, другой глубже в спальный район. У Григория есть маятник с сердцевиной из пряди ее волос, с ним он найдет ее, где угодно, но чем больше людей, тем сложнее будет заметить, а значит, она сможет выиграть время. И она мчится в сторону дороги, обрамленной с двух сторон прогулочными аллеями.
В этот вечерний час на них еще полно гуляющих, мимо проносятся велосипеды и самокаты. Вечер уже совсем поздний, конец августа, становится прохладно. Ногам в шлепках холодно, Яру потрясывает от пережитого, эмоции никак не улягутся, она кутается в ветровку и злится на себя за то, что по приходу домой переоделась в шорты, а не в штаны. Шорты откровенно короткие, и она то и дело ловит заинтересованные взгляды. Видок у нее должно быть так себе. Она только сейчас в полной мере осознала последствия того, что не взяла ни кошелек, ни сотовый телефон, ни ключи от дома. И если честно, что делать дальше не совсем понятно. К родителям она точно не поедет. Не нужно им все это видеть. Но если не к ним, то куда? Вернуться к Грише?
Ну уж нет.
Сказанное им все еще звенит в ушах. «Связался с малолеткой…» «Мозгов ни на грош…» И давно он, интересно, так про нее думает? Каждое из этих слов воткнулось в нее раскаленной иглой, и каждое воспоминание о них ворочает эти иглы, причиняя нестерпимую боль. Жуткая, ни с чем не сравнимая обида.