А разве она не хотела?
Григорий садится в соседнее кресло и обеспокоенно поворачивается к ней.
— Замерзла? — спрашивает он так, будто у него все еще есть такое право, будто после всего, что он сказал, он и правда все еще переживает о ней.
А потом берет и кладет руку ей на колено. И Яра хочет возмутиться, но не успевает, потому что он выдыхает с неподдельным ужасом:
— Блин, Яра, ты ледяная. Так, держи мою куртку, ноги закутай. Сейчас…
И врубает печку на полную. А Яра думает: почему раньше каждое его прикосновение воспринималось как манна небесная, а теперь вот и рука на ноге ощущается никак? Или вернее так, будто она сама себя коснулась. Когда стерлись границы между его телом и ее? И почему они не восстановились даже теперь, когда для них все кончено?
— Подожди, я тебе еще чая куплю, и поедем, а то я ж тебя до дома не довезу.
Яру трясет. Он не имеет права так поступать. Не имеет права заботиться о ней после всего, что сказал. А она, наверное, не должна эту заботу принимать. Только очень холодно. И голова вдруг разболелась. От переживаний, наверное.
Грач возвращается со стаканчиком чая, обернутым в салфетку, аккуратно вкладывает ей в руки. На стаканчике крышка, чтобы не расплескать. Григорий заводит машину и выезжает с парковки.
— Сейчас дома тебя в горячую ванну положим, согреешься, — обещает он, успокаивая то ли ее, то ли себя.
— Что ты со мной возишься? — шмыгает носом Яра. — Сама виновата, мозгов же нет…
— Конечно, нет, такое творить, — спокойно отвечает он. — Ну, и у меня судя по всему — такое говорить.
— Но ты ведь так думаешь, — шепчет она.
И снова шмыгает.
Неужели все-таки простудилась?
Делает обжигающий глоток, тепло разливается по пищеводу. На все тело пока не хватает. Но печка работает, а куртка греет, и она потихоньку согревается и успокаивается. И, если честно, уже не хочется ругаться. Хочется, чтобы этот ужасный вечер закончился хоть как-то. А завтра утром она решит, как жить дальше. Однако Григорий, кажется, не намерен так просто отступать.
— Давай начистоту, — вздыхает он, — ты тоже про меня периодами много чего думаешь.
Оу. Кажется, у них намечается вечер откровений и повышенной честности. Разве о таком не нужно предупреждать минимум за месяц письменным извещением? Так, чтобы можно было заранее запастись успокоительным? А то не сдохнуть бы от переизбытка правды. И тем не менее…
— Но я ведь все правильно поняла? — шепчет Яра. — Про то, с чего все началось.
Григорий молчит какое-то время, пыльцы крепче сжимают руль. Потом отвечает:
— Наверное, да.
— Ты поэтому так разозлился?