Я не тороплюсь, любуясь ею, зная, что ожидание уже пробегает по ее телу, прогоняя страх и боль. Я медленно обхожу ее, впитывая каждую деталь, когда ее дыхание ускоряется, но на этот раз не в панике, а в возбуждении.
Я останавливаюсь позади нее, любуясь ее твердым, словно персик, задом. Я скольжу одной рукой по изгибу ее попы, а затем шлепаю.
Изабелль стонет.
— Мне следовало бы тебя хорошенько отшлепать, — бормочу, наклонившись ближе. Я позволяю своим губам пройтись по ее шее, отмечая, как Изабелль задерживает дыхание, а ее соски становятся еще тверже. Все остальное исчезло. Все, что имеет значение — это ее отклик на мои слова и прикосновения. Я хочу испепелить ее потребностью, живущей во мне, подавить все чувства, пока она не будет слышать только мой голос, мои приказы и чувствовать боль собственной плоти.
Я зарываюсь рукой в шелковые волосы и откидываю их на одну сторону, обнажая бледную плоть.
Я облизываю ее горло. Она издает хриплый стон.
Руками двигаюсь к ее передней части, не касаясь ни одной части тела, пока не зажимаю розовый сосок между большим и указательным пальцами.
Стон превращается в хныканье.
— У меня есть зажимы, которые я хотел использовать, — говорю ей, сжимая сильнее. Ее тело дрожит в ответ, и я вижу, как ее обнаженные бедра сжимаются.
Она уже мокрая. Мокрая и готовая для меня.
— Хочешь этого, моя милая? Зажать эти жесткие соски холодной твердой сталью, заставить тебя почувствовать блаженство этой острой боли?
— Да, — шепчет она.
Я сжимаю сильнее, крутя нежную плоть между пальцами, пока Изабелль не начинает визжать. Но я не останавливаюсь, я все время поддерживаю давление. Зажимаю и отпускаю. Снова и снова, пока она не начинает задыхаться, а ноги не становятся неустойчивыми.
— Не двигайся, — строго предупреждаю я. — Оставайся на месте, пока я не скажу, если не хочешь, чтобы я тебя наказал.
Изабелль кивает, пытаясь сохранить равновесие, пока, наконец, я не отпускаю ее. Я поворачиваю ее и наклоняю голову, накрывая ее грудь губами, и мягко облизываю сосок.
На этот раз ее ноги не выдерживают. Она опускается на меня, вздохнув от удовольствия, хватая меня за волосы и прижимая к себе, и издает громкий стон, когда я уделяю внимание другой груди, полизывая и посасывая бугорок.
— Боже, так интенсивно! — вздыхает она. После боли от давления мягкая ласка должна быть восхитительным облегчением.
Я отхожу. Теперь ее лицо сверкает желанием: ее зрачки расширены, грудь вздымается, дыхание тяжелое от возбуждения.
— Я собираюсь трахнуть тебя, — рычу я.
Изабелль хнычет.
— Я хочу тебя, — отвечает она, приоткрыв губы. Черт, мужчина мог бы скользить своим членом между этими розовыми губами и затем умереть счастливым. Но это не про меня, не сегодня.