Надо же. За год нашей разлуки я никогда не чувствовала себя так защищено, как сейчас, когда лежала рядом с Луциусом и слышала ровное биение его сердца. Я постоянно терзалась страхом, что рано или поздно он вернется в мою жизнь. Но когда это произошло – вдруг обнаружила, что ничего ужасного, в сущности, не произошло.
Луциус дышал глубоко и спокойно, его глаза были закрыты, но я знала, что он не спит. Чуть отстранившись, я внимательно на него посмотрела. Заметила глубокую морщину, прорезавшую его переносицу. Интересно, какие тяжкие думы его терзают?
– Пытаюсь угадать, сколько времени потребуется Вашарию, чтобы осознать мою правоту, – пробурчал в этот момент Луциус и опять привлек меня в свои объятия. Глухо продолжил, уткнувшись носом в мои волосы: – Господин Дахкаш упрям, даже очень. Ему нелегко будет признаться в собственном бессилии. И еще тяжелее попросить помощи у человека, которого искренне считает преступником. Какой удар по самолюбию!
Луциус слабо хихикнул, как будто сказал нечто в высшей степени забавное. Я нахмурилась, не одобряя веселья Луциуса. Лично мне было очень жаль Вашария.
– Жаль? – со скепсисом переспросил Луциус. – Напротив, ты должна радоваться за него. Ведь вчера он обрел жену, которая, как считал, давным-давно погибла. Хуже того, ведь в ее смерти он не был уверен. Тицион обрек своего вернейшего соратника на самую мучительную пытку. Потому что нет ничего страшнее, чем неизвестность. Пугает не боль утраты. Пугает ожидание ее. Любое горе возможно пережить или даже забыть. Но не тогда, когда каждый день твою душу разъедает яд сомнений.
– О да, я это знаю, – с горькой улыбкой отозвалась я. – Потому что испытала на собственном опыте.
Как-то вдруг вспомнилось то огромное количество бессонных ночей, которые я провела, лежа на спине и бездумно глазея в темный потолок. Сколько раз я проигрывала в памяти ту проклятую ночь в музее. Сколько раз гадала о судьбе Луциуса. Сколько раз украдкой рыдала в подушку и злилась на свои слезы, не понимая, почему оплакиваю его, а не радуюсь внезапному освобождению. И сколько раз в тревоге замирала, прислушиваясь, не раздадутся ли за дверью знакомые шаги.
Луциус покрепче прижал меня к себе, и я почувствовала, как он легонько чмокнул меня в волосы.
– Как бы то ни было, но вскоре Вашарий осознает мою правоту, – продолжил он после короткой паузы. – Конечно, он испробует все способы, чтобы разбудить память Киоты. В какой-то момент даже причинит ей боль. Безусловно, не со зла, просто от отчаяния не соизмерив силу. И увидит в глазах любимой женщины заполошный ужас. После этого ему останется лишь прийти ко мне. И я пытаюсь сообразить, через сколько это произойдет. Пока ставлю на три дня.