Она прошла немного вперед и остановилась, не зная, куда себя девать. Вокруг все чужое, позади Хасс. Причем злой Хасс. Казалось, что даже воздух вокруг него искрится и колется. Немного подумав, Ким отступила от него еще на пару шагов. Она помнила, каково это, когда звериный взгляд затягивает ночь, способная причинить боль.
Хасс подошел к постели, раздраженно сдернул одну из шкур и осмотрелся:
— Спать ты будешь…
Проклятье. Куда ее положить, чтобы под ногами не путалась и не мешала? Вариант с землей он отмел сразу. Не хватало еще застудить девку. Класть к себе под бок — исключено. Это слишком…просто слишком.
Выбор остановился на сундуке. Он широкий, крышка плоская, по длине такой, что коротышка Ким сможет вытянуться в полный рост.
— Твое место теперь здесь, — бросил шкуру поверх сундука, — ложись, и чтобы я до утра ни звука от тебя не слышал.
Сдержанно кивнув, Ким направилась к своему новому ночлегу, выделенному щедрым хозяином.
Главное не смотреть на него, и голову не поднимать! Иначе заметит, что щеки пылают алым. Одна мысль о том, что теперь придется ночевать вместе с ним, наедине, вызывала протест. Да лучше было в драном шатре с рабынями, чем здесь! Жестко, пыльно и пахло потом, но зато янтарные глаза не смотрели в упор, будто пытаясь пробиться внутрь, разворошить все там. Хотя чего врать, и так все разворошил, потому что помимо разочарования и внезапной злости, Ким чувствовала смятение. Странное, обжигающее, острыми когтями пробирающееся вдоль ребер.
— Что это? — внезапно спросил Хасс, заметив серые замызганные тряпки.
— Ничего, — Ким попыталась спрятать руки за спину, но кхассер, не церемонясь перехватил, крепко сжав запястье.
— Если я задаю вопрос, то ты отвечаешь. Сразу и по делу.
— Все в порядке. Просто немного натёрла, когда работала, — жаловаться она точно не станет. Не дождется! — ой!
Он бесцеремонно сдернул тряпицу и, легко удерживая, развернул ее руку ладонью кверху. Уставился на обожжённые красные пальцы, на рубцы, трещины и набухшие пузыри. Потом медленно поднял на нее взгляд:
— Это, по-твоему, в порядке?
— Д-да, — заикаясь подтвердила она, — пройдет. Скоро.
В этом она очень сомневалась. Руки выглядели так, что хотелось плакать, а завтра снова предстояло стирать.
— Ты же лекарка, — ухмыльнулся он, — помогла бы себе.
— Я не умею…себе, — призналась она, вытягивая ладонь из его захвата, потом угрюмо добавила, — я вообще почти ничего не умею. Один раз только лечила. И то случайно.
Он ее уже не слушал. Открыл сундук, скинув, едва постеленную шкуру, покопался там и достал две бутылочки. Одну побольше в темном стекле, вторую маленькую светлую.