– У Абима была рация? – спросил Ариум.
– Так точно, сэр.
– Почему вы не позвали через нее Скорохода? Он бы за пару секунд прибежал из города и помог бы нам.
– Ой… – сказал Итан.
– Что значит «Ой», солдат? У него что, тоже нет с собой рации?
– Есть.
– А что тогда?
– Мы как-то об этом не подумали. Извините…
– Не «Извините», а «Прошу прощения», – сказал Ариум и тоскливо посмотрел на солдата. – Свободен, Итан.
– Есть, Сэр!
К утру все собрались на площади для записи обращения к миру. Протезы Дональда подлежали замене, но все же ему с помощью нескольких мастеров удалось восстановить их, а вернее сделать так, чтобы на них можно было просто стоять и ходить, опираясь на костыли. На сломанную левую руку Дональда наложили гипс. Кстати, Дональд решил взять позывной Ивана «Егерь» себе, потому что свои имена или их части озвучивать со сцены разрешили только Ариуму, тем более термин «Егерь» точно описывал стиль ведения боя Дональда. Основная часть сообщения лежала на Ариуме, поэтому он должен был выглядеть идеально, но этому мешали порванный кинжалом костюм и плащ с отрезанным куском. Несмотря на все это, Ариума решили снимать в таком виде, как бы преподнося, каких трудов им стоила эта миссия. Перед записью Мартин предупредил, что раскрывать личности участников команды пока рано. У Ариума, Генри, Табита и Алдияра уже были шлемы, ну а всем остальным было приказано надеть балаклавы и сменить свои костюмы на нейтральную форму, похожую на одежду лагерных медиков, оставив при себе лишь свои атрибуты по типу орудий Абима, медальона Сергея и так далее. Дональд был со все тем же гипсом на руке.
Ариум стоял перед сценой, перечитывая свою речь. К нему подошел Мартин и спросил:
– Ну как, готов?
– Это более волнительно, чем в ООН.
– Ладно. Про Ивана Еремина ни слова.
– Хорошо, – сказал Ариум и зачеркнул самый большой абзац в своей предстоящей речи.
Затем Мартин подошел к Абиму, протянул маленькую коробку и сказал:
– Вот, это линзы. Надень их, и будет похоже, будто, кхм-кхм, у тебя есть зрачки.
– Это обязательно? – спросил Абим.
– Через балаклаву будут видны только глаза. В принципе, можешь сейчас показать на весь мир свои белые зрачки, а затем всю оставшуюся жизнь носить линзы, чтобы тебя, кхм-кхм, не узнали на улице. Или ты хочешь, чтобы неприятели вычислили тебя по такой редкой, кхм-кхм, примете?
После этих слов Абим взял коробку и стал выглядеть для всех очень непривычно. Стоит сказать, что Мартин угадал, ведь зрачки Абима раньше были такого же ярко-голубого цвета.
У въезда в город уже стояли сотни машин и тысячи людей, но пускали в город только корреспондентов по специальному пропуску. Всем посторонним приказали уйти с площади. Перед сценой стояли десятки камер, а всю оставшуюся территорию площади занимала толпа из четырехсот семидесяти шести солдат. Многие из них были ранены, многим было тяжело и даже больно стоять, но все они без исключения ждали официального объявления успешного проведения операции, чтобы ощутить свою принадлежность к чему-то великому, тому, что этот мир еще не видел.