Должно быть, у них есть какой-то строжайший внутренний регламент, обязывающий включать неоновое освещение в кабинете Берганцы даже днем. В ином случае это чистый мазохизм. Окно выходит на двор перед комиссариатом, и естественного света было бы более чем достаточно, но эти синюшного цвета лампы, похоже, все равно должны быть.
Берганца садится и переплетает пальцы. Я сажусь напротив. Больше в кабинете никого нет, даже стенографиста.
Комиссар трет переносицу, потом все же решает заговорить:
– Как вы себя чувствуете?
– Как коварная самозванка, которая помогла сломленному человеку обрести мир, – отвечаю я.
– Вам от этого не по себе?
Размышляю.
– Нет. Не так, как я думала. Главным образом я рада, что удалось добиться результата. Иначе я бы сейчас выдала какую-нибудь идиотскую шутку, верно?
Берганца улыбается:
– Теперь объясните, как вам это удалось?
Я знала, что он меня спросит.
– Что именно?
– Начните сначала и расскажите все до конца, – предлагает он, раскинув руки. А потом откидывается на спинку стула, приготовившись наслаждаться представлением.
Не могу сказать, что не ждала этого момента с некоторым удовольствием.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Тогда начнем с математики. Одного из противников Бьянки, из тех трех личностей, которые Ла Манта использовал в Сети, звали Озэ. Точнее, я думала, что его так зовут, так как он все критиковал