А что, ночь оказалась впечатляющей. Совершенно естественно, что я о ней вспоминаю. Жаль только одно.
Я совсем не поняла, встречаемся мы теперь с Риккардо или нет.
Блин. Не могу поверить, что думаю об этом. Нельзя просто взять и выйти из дома парня, с которым провела ночь, и ночь чудесную, и задаваться такими вопросами. Нужно было спросить. Ага, и как же о таком спрашивают? «Извини, я только хотела понять, так мы теперь вместе? Просто чтобы знать, что делать с противозачаточными». Не-е-ет. Ну конечно же, Риккардо не думает, что мы теперь вместе. Будем реалистами. Начнем с того, что он не произнес ничего из следующего списка: «мы вместе/быть вместе», «девушка/парень», «до скорого/до вечера». Я не утверждаю, что обязательно все надо проговаривать вслух, бывает, что взаимопонимание настолько полное, что намерения обоих сторон считать себя парой совершенно недвусмысленны. (И, если откровенно, взаимопонимание между нами этой ночью вполне можно отнести к данной категории.) Вот только такой системе я не доверяю. В истории полным-полно несчастных, доверившихся «взаимопониманию», которые уже не сомневались, что партнер превратит их в спутницу жизни, а потом в ответ по телефону слышали: «Какая Антонелла?» Я предпочитаю официальное объявление, возможно, на гербовой бумаге и с подписью внизу.
Вот только никакого официального объявления не было, поэтому итог такой, что ничего, вот именно, ничего не дает мне права предполагать, что Риккардо теперь считает меня своей девушкой.
Это настолько очевидно, что даже не знаю, почему еще об этом думаю.
Кристально ясно.
Как день.
Ладно, посмотрим правде в глаза. Только больной на голову может захотеть сделать Вани Сарку своей девушкой. И Вани Сарка захочет стать чьей-нибудь девушкой, только если у нее самой появятся проблемы с головой. Святой боже, с тем же успехом можно встречаться с бурым медведем. Хорошо, Риккардо действительно заморочился, это правда. Подарки. Приглашения. Кондитерская. Обычно все эти трюки нужны, только чтобы дело дошло до постели, хотя Риккардо достаточно и десятой доли усилий – и вот у него уже охапки двадцатилетних студенток с обожанием в глазах и антигравитационными формами. Поэтому я понимаю, что действия Риккардо могут показаться чем-то серьезным. Но мы забываем, что у меня мерзкий характер. Это знаю я, это знает Риккардо, это знают все. Возможно, если на Марсе есть жизнь, то и они тоже знают, и где-то на равнинной впадине Элладе ученые, научившись расшифровывать марсианскую письменность, прочитают крупные буквы: «У Вани Сарки мерзкий характер». Так что правдоподобнее? Что Риккардо просто хотел со мной переспать, пав жертвой физического влечения, или предложить стать его девушкой, завороженный моим мерзким характером? Оба варианта маловероятны, но если бы пришлось выбирать, я вполне уверена, что мой характер хуже внешнего вида, и, клянусь, это не комплимент собственной внешности. Таким образом, в свете последних рассуждений можно прийти к выводу раз и навсегда, что Риккардо не считает и никогда не собирался считать меня своей девушкой.