Восточные религии в римском язычестве (Кюмон) - страница 93
Такие же последовательные видоизменения имели место во многих других местах со многими другими богами{313}. Таким образом, митраистская религия складывалась, по сути дела, из сочетания иранских верований с семитской теологией с добавлением отдельных элементов, почерпнутых у местных культов Малой Азии. Позднее греки могли переводить на свой язык имена персидских божеств и придавать маздеистскому культу некоторые формы своих мистерий{314}; эллинистическое искусство могло наделить язатов идеальным обликом, в котором оно любило изображать бессмертных; философия, в частности стоическая, старалась отыскать в традициях магов свои собственные физические и метафизические теории. Но, несмотря на все эти компромиссы, адаптации и интерпретации, по своей сути культ Митры всегда оставался поместью маздеизма с верованиями халдеев и, вследствие этого, — религией глубоко варварской. Безусловно, она была куда менее эллинизированной, чем александрийский культ Исиды и Сераписа, или даже религия Великой Матери из Пессинунта, и, посему всегда оказывалась неприемлемой для греческого мира, откуда была практически изгнана. Любопытное подтверждение тому предоставляет сам язык: он содержит множество теофорных имен, образованных в сочетании с именами египетских и фригийских богов; например, Серапион, Метродор, Метрофил — Исидор остается в ходу до настоящего времени, но все известные дериваты от Митры имеют варварское происхождение. Греки так и не приняли бога своих извечных врагов, и крупные центры эллинистической цивилизации избежали его влияния так же, как и он — их{315}. Прямо из Азии Митра отправился в Рим.
В этом случае переход произошел молниеносно, как только установилась связь между Западом и Востоком. Когда поступательное движение римлян к Евфрату позволило им добраться до священного достояния, переданного Ираном на хранение малоазийским магам, и открыть для себя маздеистские верования, созревшие, в сущности, в стороне от анатолийских гор, они с восторгом приняли их. Разнесенный к концу I в. н.э. солдатами по всей длине границ, персидский культ оставил многочисленные следы своего присутствия вокруг дунайских и рейнских лагерей, около постов вала Адриана и в окрестностях гарнизонов, расположенных на границе Сахары и по долинам Астурии. В то же время азиатские купцы насадили его в средиземноморских портах, вдоль крупных речных и сухопутных дорог и во всех торговых городах. Наконец, его проповедниками были рабы с Востока, находившиеся повсюду и участвовавшие во всем, использовавшиеся как в общественных службах, так и в составе домашней челяди, в сельскохозяйственных работах, в финансовом и горном деле, а главное, в имперской администрации, канцелярии которой они заполняли. Вскоре экзотический бог снискал расположение высших чиновников и самого самодержца. В конце II в. н.э. Коммод принял посвящение в эти мистерии, и это обращение наделало много шуму. Через сто лет могущество Митры стало таким, что в какой-то момент показалось, что он почти затмил своих восточных и западных соперников и единолично царит над римским миром. В 307 г. н.э. Диоклетиан, Галерий и Лициний, которых свела вместе торжественная встреча в Карнунте на Дунае, освятили там святилище Митры, «покровителя их империи»