– Вали к себе, мелкий! – грозно рыкнул папаша.
– Но ты же сам разрешил…, – всхлипнул юный Зик, потирая место удара.
– Я передумал. Проваливай, не то голову откушу.
– НОСКАР! – послышался визг из соседней комнаты, и в дверном проеме показалась женщина, одетая в рваные, цветастые лохмотья. Ее руки были в пене, по лбу текла струйка пота, дыхание сбивалось, но больше от страха, чем от работы.
– Чего тебе, Роуз?
– Не смей так говорить в его адрес!
– А то что? – с вызовом в голосе и ухмылкой на губах, спросил Носкар.
Он не сразу заметил, как жена сжимала в руках камень.
– Ударишь меня?
– Если потребуется.
– Раньше не могла и сейчас не сможешь. Иди, занимайся стиркой, – отец взболтнул виски, сделал глоток и громко причмокнул. – А пока не ушла, что у нас на ужин?
– Баранина, – с опаской ответила Роуз.
– Может, чего нежнее сготовишь? Не хочется жевать, и одновременно дышать овечьей бздой.
Женщина застыла и всхлипнула, прикрыв рот ладонью, поняв намек мужа.
– Да перестань, ну, – раздраженно вздохнул Носкар. – Шучу я.
– Кто тебя знает, – слабо ответила она.
Муженек смотрел на свою рыдающую жену и чувствовал, как в нем кипит злоба. Затем, взор пал на сынишку и эмоции, как отлегли. Что-то было в мальчишке, что успокаивало. Однако, особенность Зика, одновременно пугала Носкара. Когда плач Роуз снова вернул его в привычное состояние духа, он резко встал, бахнул стаканом о стол так, что разлил виски на пол, и приказал: «Собирай мальца. Пойду погуляю с ним».
– Ты…ты серьезно?! – с нахлынувшей радостью, произнесла Роуз.
– Да, маловато времени проводим вместе. Надо бы наладить связь, что скажешь?
От такой перемены в настроении и отношении мужа, Роуз слегка растерялась, но, расслабившиеся мышцы лица, ясно дали понять, какое облегчение она испытала. Женщина положила камень на полку, вытерла руки о фартук, взяла Зика под локоть и вывела прочь из комнаты, оставив главу семейства наедине с самим собой.
Носкар-наблюдатель испытывал тепло, исходившее от сердца своей прошлой сущности. Он уже и позабыл, что значило для него быть отцом. Всегда холодный и расчетливый, грубый и жестокий, но понятие любви, было ему знакомо, пусть и лежало где-то на дне его пустой души. Однако, что повлияло на такую перемену, он не мог вспомнить. Возможно осознание того, что Зик – его последний отпрыск; или же то, что ему больше не нужно бессмертие; а может и впрямь, то был простой, чувственный порыв, который удачливо просочился сквозь толстую стену суровости.
«Чего же ты хотел, идиот?», – вопрошал Носкар из будущего.
Через двадцать минут, Роуз привела малыша Зика к отцу, который уже стоял одетым. Он взял сына и посадил на плечи, отчего тот радостно взвизгнул.