Протопопов пожал обоим руку и вышел из кабинета, оставив Хабалова и Балка наедине с их мыслями. Все, что мог сделать министр на данную минуту – он сделал. Он попытался указать этим господам «верный путь». Теперь шаг за ними. Протопопов вовсе не исключал, что и Балк, и Хабалов, заверяя его в искренней верности государственным делам, на самом деле делали обратное. В конце, концов дела, порученные им Государем, шли куда более, чем отвратительно. Одним из них управляли генералы из ставки и если даже не напрямую, то через моральное воздействие. Вторым управлял Земгор.
Забавно, что с какой стороны не глянь и как не зайди – все дороги вели в Москву к небезызвестному господину Гучкову.
Но собственно гнойник Гучкова и положен был скрыть доклад Глобачева, который Протопопов оставил на столе.
День же только начался и впереди Александра Дмитриевича ожидали другие дела.
«Печати русской доброхоты,
Как всеми вами, господа,
Тошнит её – но вот беда,
Что дело не дойдёт до рвоты».
Тютчев
Год 1917, январь 13,
на улицах Петрограда.
В начале одиннадцатого утра, Протопопов в сопровождение своих верных охранников, шёл по улицам Петрограда.
Суббота.
В 1917 году это был такой же обыкновенный рабочий день, как и привычные человеку из 21 века понедельнико-пятницы. Поэтому людей на улице шастало немало, даже в утренний час.
Столица, чего там. И уже сто лет назад темпы повседневной жизни в Петрограде были довольно высоки.
И это несмотря на крепкий морозец, что пар изо рта валил клубами.
Настроение после разговора с господами Хабаловым и Балком было достаточно приподнятым и в целом состоявшаяся в рабочем кабинете начальника Петроградского Военного Округа беседа внушала некоторый оптимизм по дальнейшему развитию событий. Хорошему настроению определённо способствовал снег, крупными хлопьями срывающийся с небес. Снегопада, чтобы прям таки ух, не было, но и этого хватало поддерживать «зимний вид» города с белыми крышами домов и множественными сугробами на улицах.
Погода определённо радовала местную детвору, которой мороз был только в удовольствие и на потеху – мелюзга охотно лепила снеговики, играла в снежки и не мёрзла. Один из таких снежков, кстати, угодил прямо в Протопопова, а ещё один в Федю. Малолетки заржали, как кони и бросив своего недолепленного снеговика принялись улепётывать со всех ног.
Охранник было собрался догнать хохочущих пацанов и оборвать уши, чтобы не повадно было, но Протопопов отмахнулся – хай играются. Сам что ли Федя не такой был?
Но провожая улепётывающих пацанов взглядом, на миг Александр Дмитриевич вдруг подумал, что если ничего не изменится в самое ближайшее время, то всего через месяц с небольшим, этот белый снег окрасится красным, под цвет проливающейся крови революционеров, которые вряд ли будут ведать, что на самом деле творят. И лететь будут тогда уже вовсе не снежки, а что потяжелее…