Мелькающие картинки разрывали сердце, приносили адскую боль, но Кристэн не отводил взгляда ни на мгновение. Вот парочка подходит к гостинице и скрывается за её дверьми.
– Как вы велели, – луч эфирограмма спроецировал мужское чуть полноватое лицо и Кристэн мгновенно понял, что видит перед собою нанятого матерью соглядатая. Тот равнодушно смотрел вперёд, отчитываясь о работе: – подобраться к паре ближе. Увы – не получилось. Иначе бы меня заметили. Конечно, я понимаю, вам нужны веские доказательства, поэтому я нанялся в штат гостиничного персонала. Таким образом – я мог приблизиться к номеру указанной вами трэи и узнать некоторые подробности, которые точно уличают женщину в измене. Мне удалось услышать довольно интересный разговор данной пары. В нём женщина смеялась, вспоминая, что муж называет её, цитирую: «Идиотским прозвищем – Льяна». Она же в ответ называет мужа Ронхан. Такие слова для обращения друг к другу довольно редкие и я предполагаю – они служат прямым доказательством. Так же…
Дальше Кристэн уже не слушал. Не мог.
«Льяна… моя любимая, нежная, душа моя…»
Это был удар. В самое сердце, которое разрывало от боли, от невыносимого чувства, что его предали, раздавили всё лучшее… светлое… саму жизнь.
– Как ты могла? – захрипел Кристэн, падая на колени. – Благостные, как она могла? – взревел, швыряя что попалось под руку.
Что было дальше, Кристэн впоследствии помнил лишь урывками.
Эфирограмм полетевший в стену… что-то рушилось, разбивалось… друг детства, появившийся из ниоткуда, и стакан с огненным кортейским, который он подносил к губам, выпивая залпом обжигающую жидкость
Эвелина вышла на крыльцо реабилитационного центра и, запрокинув голову, улыбнулась. Первые снежинки кружились в воздухе, создавая сказочную атмосферу.
Морозец ласково коснулся щёк, и облачко пара вырвалось из приоткрытых губ девушки.
– Зима-а-а, – протянула, щурясь, и легко сбежала по ступеням крыльца.
Она ждала. Жутко скучала по любимому и надеялась, что именно сегодня он вернётся из поездки. Дни сменяли друг друга, но Кристэн не возвращался, отчего тоска Эвелины становилась всё сильнее.
Вот и в этот вечер, она торопливо достигла ограды центра, села в вызванный эфрикат, который помчал её домой.
– Может быть сегодня, – с надеждой шептала Эвелина, невидяще глядя в окно эфирката.
Когда же экипаж остановился у крыльца, она мгновенно выскочила из салона, устремляясь по ступенькам вверх. Готова была уже задать вопрос открывшему лакею дверь, как рядом прозвучал холодный голос дворецкого:
– Трэя, приветствую вас. Мне велено сопроводить вас в ваши покои.