Так пылко в мои объятья ещё ни один мужчина не стремился! Ниал обернулся настолько быстро, что буквально вжал меня своим телом в стену, нависая сверху.
Почему-то вдруг стало жарко. Он близко. Совсем близко — и теперь лицом к лицу. Даже в этом обличье не казался мальчишкой — только мужчиной.
— Кажется, ты мне о чем-то забыла рассказать… — протянул задумчиво, не отводя глаз.
— Ты мне не дал шанса, — возразила спокойно, отпихивая его рукой, — и не нависай надо мной. Так неудобно разговаривать, знаешь ли…
И почувствовала смутное облегчение, когда меня без вопросов отпустили.
Он молча поднял кастрюлю, поставив её у мойки, а затем провел руками над разлитой водой. Я завороженно наблюдала, как вода скрутилась в один большой комок, медленно проплыла, повинуясь дирижирующему жесту — и обрушилась в раковину.
— Потрясающе…
— Рад, что сумел развлечь, — откликнулись сухо, — так откуда ты знаешь, что это призрак? Что за детские сказки?
Я выдохнула. Терпение, только терпение и спокойствие. Хладнокровие. Что-то внутри встрепенулось, улавливая резкую вспышку обреченной усталости, привычной, как ноющая много лет рана.
Скрывать смысла не было — может, хоть он посоветует что-то стоящее.
Я рассказала обо всем. О своих подозрениях по поводу Цветочника, о слухах, гуляющих про эту комнату. О своих собственных невысказанных подозрениях. О происшедшей много лет назад здесь трагедии и о возможной связи погибшего молодого псионика и этого призрака.
Мужчина слушал с каменным лицом, но его эмоции не могли обмануть. Боль. Застарелая, безнадежная, как гноящаяся рана. Безысходность. Тоска. Ошеломление. Почему я так чувствую его? Раньше такого не было. Особенность изменения?
Лоб вдруг обожгло — заныло, как от царапины. Я даже рукой провела — ничего.
— Вы знаете об этом, кажется, больше меня, — на “ты” говорить с ним вдруг стало неловко, — но, если не хотите — ваше право молчать. Только скажите, — это в самом деле призрак — или мне мерещится — и это дурацкий розыгрыш?
В какой-то момент показалось, что он просто сейчас развернется и сбежит. Но Ниал сумел удивить. Псионик тяжело оперся о столешницу, вскидывая голову. В чужих глазах плясало пламя, огоньками сверкая и в волосах цвета меди. От его хватки остались длинные полосы на столе, но это не пугало.
— Он в самом деле есть. Только плохо помнит, кем был раньше. Скорее всего, по крайней мере. Какие-то отрывки воспоминаний — не больше. Иногда, когда псионик умирает, — быстрый взгляд из-под ресниц, — очень мучительно, когда он желает отомстить убийцам, частичка его… пусть будет — души, цепляется за место, с которым у него связаны самые сильные воспоминания. Как правило, счастливые. Так что, возможно, твой “призрак“ действительно существует. И, если он писал тебе предупреждения, а не заморозил и прогнал прочь — ты ему пришлась… — тихий хмык, — по вкусу.