Все это накладывалось на череду военных поражений дряхлеющей империи, казалось, достаточно одного лишь небольшого толчка и вековое ярмо будет сброшено. Впрочем, как показала история, все было куда сложнее, чем кажется на первый взгляд.
Но самые интересные события весны 1944 года происходили на Тихоокеанском ТВД. Там Американцы немного оправились от потерь понесенных при захвате Гавайев и продолжили наступление на японские позиции.
После захвата, или правильнее сказать — возвращение себе, Гавайских островов, Тихоокеанский флот США вновь получил возможность полноценно влиять на обстановку на этом ТВД. Это мгновенно отразилось, например, на потерях японцев от действий американских подводных лодок, от которых ранее они были защищены расстоянием. И наоборот, потерявшие опорную их базу японские визави были вынуждены откатиться на запад и на юг, зеркально потеряв возможность контролировать восточную часть океана.
Победа во втором сражении за Гавайи была принята в США неоднозначно. С одной стороны — это не только крупный стратегический успех, но и вообще первый, по сути, успех американцев за два года так неудачно складывающейся для них войны. С другой огромные потери — четыре авианосца — это, с какой стороны не посмотри, не чих собачий, и к такому американское общество на смотря на все происходящее в 1942–1943 годах, было все же непривычно.
Такой неоднозначностью мгновенно воспользовались политические противники президента Рузвельта, который в наступившем 1944 году как раз планировал идти на свой четвертый срок. В США есть присказка, что буквально все что происходит в год выборов имеет отношение к выборам, и, конечно, такие неоднозначные итоги Гавайской операции не могли не отразиться не электоральных симпатиях обычных граждан.
Основным противником Рузвельта на предстоящих выборах был губернатор Нью-Йорка Томас Дьюи, который отчаянно критиковал президента за неудачный ход войны. Более того он через связи в «свободной прессе» вкинул в общество теорию о том, что Рузвельт знал о возможном нападении на Перл-Харбор в 1942 году и сознательно принес в жертву свой Тихоокеанский флот ради получения возможности вступить в войну.
Такие слухи ходили по коридорам конгресса и раньше, однако в открытую говорить об этом было не принято. Во-первых, это сильно било не только по Рузвельту и демократам, но и всей системе власти в США, а рубить сук, на котором сидишь, в этой стране было не принято. Во-вторых, вброс такой информации мог натолкнуть японцев на мысль, что разведка США способна читать их морской код, что негативно отразилось бы на ходе боевых действий. Последний аргумент, с течением времени, особенно после второй битвы за Гавайи полностью утратил актуальность, так как стало очевидно, что японцы все это время водили оппонентов за нос. Трудно что-то не заподозрить, когда по радио узкоглазые передают, что все спокойно и противников не видно, можно не суетиться, а при подлете американской авиации оказывается, что самолеты уже в воздухе и ждут гостей с распростертыми объятиями. В такой ситуации трудно не заподозрить подвох.