— Позвольте… Я на одну секундочку, сейчас вернусь. — И направляется в сторону туалетов.
У меня такое ощущение, что все это время я почти не дышал, хотя, возможно, так и было.
— Что скажешь? — спрашиваю я непринужденным тоном, ожидая самых позитивных заключений.
Но недаром эта женщина — моя мать. Она быстро раскалывает этот крепкий орешек.
— Ты спрашиваешь у меня разрешения разбить бедной девочке сердце? Я знаю: ты любишь приключения, но тут совсем другое дело. Она нежная роза, которая только-только готова распустить свои лепестки, а ты собираешься варварской рукой сорвать ее с куста. Я твоя мать и всегда буду любить тебя, но, чтобы заполучить такую женщину, как эта, ты должен сначала измениться сам. Не она должна быть достаточно хороша для тебя, а ты должен быть достаточно хорош для нее. Иначе из этого порочного круга тебе не выбраться, сынок.
Она встает из-за стола, зажимает в зубах незажженную сигарету и на мгновение кладет руку мне на плечо. Ее взгляд полон сочувствия, и это вызывает во мне чисто мальчишеский протест.
Я не просил совета. Я хотел узнать, что она думает об этой девушке.
Алиса возвращается из уборной, и к этому моменту моей матери уже и след простыл.
— Ой, — беспокоится девушка, — а Дарья Павловна уже ушла? Как жаль, не успела с ней попрощаться. Она такая приятная женщина. Вы согласны, Дмитрий Михайлович?
Мыслями я уже далеко.
Мне хочется сказать ей, чтобы носила юбки подлиннее, чтобы перестала делать укладку и краситься. Я хочу, чтобы она оделась как монашка, чтобы я перестал думать о ней и представлять себя с ней…
С того самого момента, как она переступила порог компании, я не нахожу себе места. Уволить ее, пока она на испытательном сроке, — и дело с концом. Но эта мысль еще больнее режет по сердцу, о наличии которого я до недавнего времени и не подозревал.
Я не стану вести себя как моральный урод и собственник и не стану держать Алису у себя, словно собачонку. Она сама должна принять решение. Да, точно. Если она сделает первый шаг, я пойду ей навстречу. Пусть это будет не завтра, а через месяц. Я не стану следовать материнскому совету, у меня совсем другая натура. Если я загораюсь, то горю до конца.
— …Дмитрий Михайлович? — доносится до меня голосок секретарши.
— Давай живее, Смирнова, — отвечаю я на автомате. — Возвращаемся в офис. Мне еще планерку проводить.
Так начинаются три года ада в моей жизни. Так начинаются мои три года рая.