И теперь кот сидел, точнее, лежал — буханка буханкой — и смотрел на меня, почти великодушно, без вполне понятных ноток превосходства, скорее, с жалостью.
— Ксамурр Людмилович! — постыдно залебезила я. — Кс-кс-кс!
Хотелось запустить в него чем-нибудь тяжёлым и не особо ценным для тёти, например, сгоревшим сто лет назад утюгом, который тётя так и не выбросила… Но моя задача заключалась в возвращении кота без резких звуков и движений, дабы напуганный зверь всё-таки не сверзился вниз. Впрочем, кот избрал эффективную тактику тотального игнора. Я сбегала за кормом, за лотком, за помытой банкой от сметаны, за самой сметаной, поискала — безуспешно — валерианку в аптечке (кроме просроченных таблеток, названиями которых можно было ненароком вызвать демона, там ничего не было), попробовала проложить между балконами чудом найденную, но, к сожалению, слишком короткую доску — всё бесполезно. Кот поджал лапы, обернулся тощим длинным хвостом, моргнул зелёным глазом и впал в нирвану.
— Ах, ты… — я неинтеллигентно выругалась, переоделась в футболку и джинсы, схватила телефон и отправилась к бабе Вале в соседний подъезд, искренне надеясь на то, что гадский котяра меня дождётся, что баба Валя окажется дома, что больше никогда и никому не придёт в голову считать меня человеком, который сможет присмотреть за дебильным питомцем. — Ах, ты!
Глава 3.
В соседний подъезд я попала не сразу — домофон не работал. Насколько я помнила из более чем двухмесячной давности случайной улично-дворовой беседы, ни телефон, ни домофон одинокая престарелая соседка не оплачивала принципиально: «И приходить ко мне некому, и звонить тоже, пусть платют те, к кому ходют и кому звонют!». К моему великому сожалению, по этой же причине соседке нельзя было позвонить. Нервно поглядывая на балкон — отсюда кот казался маленьким чёрным облачком — дождалась-таки степенно выходящего из подъезда старичка с мопсом, поднялась на четвёртый этаж, мысленно сочувствуя пожилой женщине — ступеньки были высокие, неудобные, местами щербатые, сам подъезд — прокуренный, грязный и тёмный, с мутными, будто бы задымлёнными стёклами, лампочки на лестничных клетках реагировали на движение, угрюмо, неохотно вспыхивали и гасли. Когда я добралась до нужного мне пролёта, то даже слегка запыхалась — точно, скоро обзаведусь панкреатитом и коллекцией мемов про раннюю старость. Почему-то теперь мне показалась, что баба Валя поднимается не в пример бодрее меня. Я безнадёжно понажимала потёртую кнопочку звонка и прислушалась — шаркающих шагов бабы Вали не было слышно. На лавочке у подъезда её тоже нет, логично предположить, что женщина в поликлинике или в магазине. Скорее даже второе — все-таки сегодня суббота, выходной день, как-никак. К врачам старушка относилась с подлинным пиететом, так что вряд ли рискнула бы тревожить своих кумиров в выходной день, несмотря на то, что у представителей самой благородной профессии их не бывает в принципе.