— Я люблю тебя, — прошептал он, и было в этом что-то отчаянное.
«Люби», — подумала Несмеяна, она ж не была против.
Но он ждал ответа. И этот ответ был важен для него и для его решения. А он и правда был хороший. И свой. И теплый. И сказки рассказывал замечательные. И рядом с ним было почти как дома. И он мог дать ей то, что ей было нужно.
— И я тебя люблю, — ответила Несмеяна.
И в этом была правда, пусть и ее собственная.
***
К колодцу Несмеяна теперь предпочитала ходить рано-рано, пока деревня еще только просыпалась. И этим утром шла она к нему совсем счастливая. Улыбалась новому дню. Казалось ей, что день этот принесет ей только хорошее.
— А если не получится, — спросила она ночью Светозара, — мы попробуем еще раз?
— Попробуем, — пообещал он, и потом, правда, почему-то засмеялся, но какая разница, почему, если главной своей цели она достигла.
А еще Светозар обещал сегодня вечером прийти в опочивальню пораньше и рассказать ей еще одну сказку. Так что все у нее теперь будет.
Замечтавшись, Несмеяна почти не видела пути, по которому прошла, и не заметила поджидавшую в конце его опасность. Очнулась только, когда ее резко схватили за руку.
Матрена. В этот раз одна, без прихлебателей, но выглядела она уж больно злобно. Вспомнилось, как свекровка на днях обмолвилась, что Матрену замуж выдают. Судя по всему, никакой радости от предстоящего супружества та не испытывала.
— Довольна? — зашипела Матрена. — Ты разрушила жизнь и мне, и Светозару. Ведьма! Пьешь из него соки. То-то он такой бледный ходит, от людей шарахается. Пригрели они тебя, змеюку подколодную, а ты за это решила их сына со свету сжить!
Это была неправда. Гадкая, грязная ложь. И потом, этой ночью, да и утром, Светозар улыбался ей светло и радостно и смеялся совсем как раньше, до свадьбы.
— Ведьма! — продолжала шипеть Матрена, и глаза ее горели ненавистью. — Я всегда знала, что в тебе дурная кровь, и все это знают.
Она сжала пальцы сильнее, стало больно, и Несмеяна слабо пискнула, а Матрене, видать, только того и надо было.
— Вот подниму народ, и придем за тобой с вилами! — выдала она вдруг довольно, и красивые полные красные губы растянулись в некрасивый оскал. — Придем, да и наденем тебя на них. Прямо в живот воткнем.
В живот…
Оцепенение мигом слетело с Несмеяны. Матрена могла сколько угодно угрожать ей, но сейчас она угрожала той жизни, что, возможно, все-таки зародилась в ней этой ночью. Она угрожала ее ребенку. Хотела и его надеть на вилы…
Такую угрозу нельзя было снести.
Что-то нужно было делать. А что Несмеяна могла? Почти ничего. Но всё же все в деревне знали, что для Матрены дороже всего.