— Азов ведь оборонили?
— Это верно. Но ведь опять же не без твоей царской помощи. Да и людей столько потеряли, что и подумать страшно. А потому помыслили мы, батюшка, поклониться твоей милости градом Азовом со всеми землями да угодьями, что при нем. Прими под свою высокую руку.
— Вот как. Вы все так решили или кто-то супротив был?
— Все, государь. Никто слова поперек не молвил. Хотели только чтобы ты вольности наши подтвердил, а более ничего.
— Что же, на том и порешим. Вечером устроим пир, вот там и объявим об сем, а я вас — своих верных слуг, пожалую со всей царской щедростью!
После малого совета пришло время разобраться с пленными. Султан Осман послал под стены Азова весьма значительную по нынешним временам армию, а если учесть присоединившихся к ней на месте татар, ногайцев и черкесов, то ее, не кривя сердцем, можно было назвать огромной. И даже не смотря на немалые потери, нанесенные ей казаками, она продолжала оставаться таковой вплоть до нашего появления. Примерно трети, главным образом черкесам и кубанским ногайцам удалось бежать. Кому-то посчастливилось спастись на уцелевших кораблях.
Стоявшим на правом берегу Дона татарам повезло меньше, они попали под каток калмыцкой конницы и те буквально втоптали их в землю копытами своих коней, а затем преспокойно принялись делить доставшихся им скот и прочее добро. Возможно, кому-то из крымцев и удалось спастись, но остальных ойраты, невзирая на чины и звания, перерезали с такой деловитой жестокостью, что просто оторопь берет. Что и говорить, дикие люди…
Остальные какое-то время пытались сопротивляться, укрепившись в лагере, но после того, как их обстреляли с моря, сдались. И их было не просто много, а очень много. Грубо считая, на каждого казака, стрельца или солдата в моей армии приходилось как минимум трое пленных. В общем, с этим надо было что-то решать, причем срочно.
Первым делом, я приказал привести ко мне их начальных людей, начиная от Ибрагима-паши и заканчивая последним агой. Принял я их сидя в кресле, окруженный стрельцами и солдатами фон Гершова. Толмачом служил Мишка Татаринов, как оказалось, хорошо знавший их язык.
— Повелитель мира Султан Осман не воюет с Москвой, — затравлено озираясь, заявил мне паша. — Зачем ты напал на меня и моих людей? Неужели ты хочешь испытать на себе гнев повелителя правоверных!
— Разве? — отозвался я. — А мне докладывали, что твой государь поклялся завоевать весь христианский мир!
— Иншалла, рано или поздно так и случится. Но зачем ты торопишь свою судьбу?
— Все в руках божьих, — кивнул я. — И вчера он даровал победу моему оружию. Ты в моих руках, а служившие тебе татары уничтожены до последнего человека. Ты прав, я не хочу ссор с великим султаном. Но у меня не было иного выхода. Много лет я просил и Османа и его предшественников унять крымских ханов терзающих пределы моего царства. В Стамбуле не услышали моих просьб. Что же, я человек не гордый, решу эту проблему сам!