Мои телохранители, заметив ее движение, выступили вперед, но сообразив, что лично мне ничего не угрожает, успокоились и тоже принялись с интересом наблюдать за расправой.
— Тише-тише, бабушка, — с усмешкой поспешил я унять ее. — Еще прибьешь моего слугу, чего доброго, а у меня их и так не в избытке.
— Так не бери на службу дураков, никто их и бить не станет! — отрезала та.
— Ты как с царем разговариваешь, старая карга! — прикрикнул на нее подьячий. — Или на дыбу захотела?
— Прости, государь, если по недомыслию что не так сказала, — пошла на попятный старуха, с неприязнью поглядывая на Ляпишева. — Коли повелишь казнить — твоя воля. Только хозяек моих не обижай.
— Не бойся, я с бабами не воюю, — постарался успокоить я женщину, после чего спросил, — коли по-нашему бранишься, стало +быть, русская? Али потуречилась?
— Чего уж там, обасурманилась я. В детстве угнали меня татары, так всю жизнь среди них прожила. Кормилицей была. А нынче вот…
— Бог простит. Как звать-то тебя?
— Аксою. Это по-ихнему значит вроде как Белая.
— А по-русски?
— В прежние времена Фаиной звали.
— Понятно. Вот что, бабушка Фая, будь добра, скажи мне, может твоя госпожа на супруга повлиять, а то брызжет старик слюной, ругается по-черному. Никакого сладу с ним нет. Разве что плетьми его поучить…
— Нет, государь. Я его много лет знаю, упрямый как ишак. С таким не договоришься.
— Пусть так. И еще скажи мне, сколько еще полоняников у паши? Всех ли освободили, никого не обидели, не скрыли?
Старуха, отчего то замялась, отвела глаза, словно раздумывая, но потом решительно качнула головой:
— Нет никого.
— Ты сама волю получить не хочешь?
— На что она мне теперь? Стара я привычки менять. Останусь с ними, а там, как бог даст!
— Пусть так. Идите. Скоро вам огласят вашу участь.
Оставшись один и немного поразмышляв в тишине, я приказал отправить пленного бейлербея и всю его семью в Азов. Толку от них все равно не будет, только людей станут отвлекать от дела, а у меня теперь каждый человек на счету. В общем, так и не угомонившегося старика поволокли связанным, бабы и слуги с узлами в руках потащились следом, где их всех вместе погрузили на одну из фелюг. Помимо пленников на собранный из захваченных парусников флот загрузили все, что только удалось найти в большом торговом городе, как им, несомненно, была Кафа. Тюки тканей и обработанных кож, славящиеся по всему Причерноморью татарские седла отличной выделки, стоящие больших денег, различные припасы от зерна, до драгоценных пряностей и полсотни больших бочек пороха для арсенала спешно восстанавливаемой крепости.