— А ты государь?
— Я на запад пойду. Сначала Варну пощупаю, потом… посмотрим…
— Я так понимаю, главное наше дело собрать больше парусников, чтобы добычу и людей вывезти до Азова?
— Правильно понимаешь. Заодно и торговлю туркам попортим. Что им убыток — то нам радость! Утащить отсюда надо всё, до чего сможем дотянуться. И людей, и пушки, и скотину, и зерно, и вино, и кожи. Да и торговый флот нам не помешает свой. Как думаете? — Я довольно подмигнул соратникам.
— Но сколько мы скотины так сможем увезти? Тут одних лошадей тысячи тысяч. А уж овец и коз…Не лучше ли…
— Эх, Федя, снова ты поперек батьки лезешь! — погрозил я ему пальцем. — Не надо как лучше, надо как приказано! Пойми, чтобы сушей такую прорву скота угнать, потребуется всех татар, способных держать оружие в руках под корень извести. А до тех пор о том и думать нечего. Одна суета. Вот в море мы пока хозяева. Будем этим пользоваться!
Закончив с Паниным, я вернулся к его бывшему командиру.
— Корнилий, ну, рассказывай, как там твои черкесы?
— Дело движется государь. Можешь сам посмотреть, как идет учеба.
— А давай, — согласился я. — Отчего бы не прогуляться?
По дороге Михальский поведал мне, как все начиналось:
— Из числа пленных горцев почти две сотни — дети, еще триста девиц. Вышло без малого пятьсот взрослых мужчин. Выкликнул из них, кто воинского сословия люди. Вышло около трех десятков. Потом спросил их всех, кто, мол, умеет сражаться и считает, что преискусно владеет оружием. На этот раз откликнулось большинство, за вычетом, быть может, полусотни опустивших глаза и склонивших головы. Эти видно из холопов. Таким черкесы оружие в руки не дают. Сказал — самым умелым и ловким наездникам, стрелкам и рубакам найдется место в новом царевом Кавказском драгунском полку. Кому по нраву больше море — могут пойти на службу во флоте его царского величества. Оставшиеся — в пешие стрельцы. А кому война не по нраву станут податными людьми — ремесленниками или землепашцами. Но прежде каждый должен будет доказать, что достоин чести стать ратником.
— И что дальше? — заинтересовался я.
— Вышел мне навстречу невысокий стройный молодец. Гордый, голову высоко держит, шаг легок, словно танцует, движения уверенны, спина прямая. И говорит: «Я уорк из рода Индароко, зовусь Темруко сын Инжара. Дай мне в руки лук и клянусь, никто не сможет сделать выстрел лучше моего»!
— И что, так хорош?
— Умел, ничего не скажу. Да только тем часом заглянул ко мне наш кавалер, Федор Панин. Посмотрел он на ту стрельбу, и ни слова не говоря, вынул из саадака свой лук и давай садить. Я о его ловкости в этом деле давно знаю, но прежде таково он не мог, головой ручаюсь. Откуда что и взялось, словно бес вселился… Потом Федя к приунывшему черкесу подошел, обнял его за плечи и сказал, — «Ты хороший стрелок, но всегда помни, не хвались сам, пусть за тебя говорят другие» и ушел.