Сегодня мне удалось закрыться полностью и даже, кажется, два раза задеть его. Еще вчера он достал меня в четырех местах. Закончив, мы отсалютовали друг другу, и я обнаружил, что поглазеть на нас собралась добрая половина гвардии да случайные прохожие. Взмокший от пота и немного смущенный, я поспешил одеться и махнул рукой Шандру, которого отвлекли каким-то вопросом, чтобы тот поторопился.
— Знаешь, я жалею, что поддался на провокацию, — сказал я, когда мы сели ужинать у меня в башне. — Надо было не ввязываться ни в какие обсуждения, гиблое это дело, спорить с религиозными фанатиками.
Шандр медленно покачал головой.
— Доказать им что-то можно только их собственными методами, поверь уж мне, я там вырос. Только я бы на твоем месте еще и свидетелей привлек. Эти дети пустынь как были дикими, так и остались, — бросил он с презрительным раздражением. — Ваизы — род молодой, они из Рувабе, окраинный эмират, один из самых дремучих. Что с них взять? Они только язык силы понимают. Кстати, ты по-прежнему отказываешься взять кого-нибудь с собой в качестве свидетеля?
— А зачем мне? — я равнодушно пожал плечами. — Даже если он меня заденет, на обратном пути я обернусь и послезавтра от царапины останется лишь слабый след.
— А если ранит? — серьезно спросил Шандр. — Ты не знаешь, случайный ли это вызов, просто чтобы девушку впечатлить, или реальная провокация? А если этот Ваиз — опытный мастер, который только кажется молодым? А если опять — яд на клинке?
Я задумался. Шандр, как всегда, был прав, но мне категорически не хотелось втягивать кого-либо в это дело, в основном из-за Юльки. Я с трудом признался сам себе, что завелся только из-за ее присутствия. Мне было обидно, что она видит во мне дурную тварь, плохо контролирующую свои инстинкты и не имеющую ничего за душой, кроме заемной вороновой силы. Я знал, что виноват в этом сам, позволив вечному и голодному существу выйти из-под контроля. Мне не было оправданий… Но что сделано, то сделано. Это причиняло мне боль, и безобразное желание отыграться на молодом и влюбленном в нее парне не делало мне чести. Извиниться перед ним, что ли? Какое мне, к дьяволу, дело, что он про меня и про нас всех думает…
— Значит, не ранит, — твердо решил я. — Зря ты тут, что ли, меня гоняешь?
Какое-то время мы молча наслаждались пищей, а я — еще и покоем.
— Ар Шамалю всегда была нужна вера более пристойная, чем вера в золотую ящерицу, — с бесконечным презрением в голосе заявил Шандр. — Я не сторонник возрождения Нигейра, но согласись, Аспид как символ веры гораздо приличнее, чем существо с набитым монетами брюхом. Мы и раньше поклонялись Змею, а когда его не стало… Очень может быть, что вера в Единого — компенсация отсутствия настоящей идеи.