Ларкин продолжал смотреть в снайперский прицел, водя его туда-сюда, пока прицельная сетка не сошлась на его цели.
Молодой человек. Мальчик, на самом деле. Сколько ему? Восемнадцать стандартных? Сама мысль заставила почувствовать Ларкина себя таким же старым и инертным, как умирающее солнце. Он не мог вспомнить себя в восемнадцать лет. Не хотел, на самом деле. Пытаться вспомнить свои восемнадцать лет сводилось к тому, чтобы вспомнить место и время, и это место было Танитом, и глухими лесами.
Ларкин не любил думать о Таните. После всех этих лет, это все еще было гнетущей и личной потерей.
Хотя, он вспомнил мальчика. Ребенку, должно быть, было около десяти, когда он появился у них. Это случилось после Улья Вервун, после той мучительной войны, когда ряды Первого и Единственного увеличились за счет вливания Вергхастцев. Всего лишь ребенок-беженец, с малолетней сестрой, еще две души, влачащиеся вместе с последователями за силой. Пара сирот, спасенные и защищенные материнской яростью обесцвеченной блондинки из улья со слишком большим количеством пирсинга и татуировок.
Девушку из улья звали Тона Крийд. Сейчас она была Сержантом Крийд, первым женщиной-офицером полка, другом и товарищем, ее послужной список был выдающимся, ее значимость была доказана десятки раз. Ларкин был обязан ей жизнью, и не раз, и возвращал долги, и не раз. Видя ее в тот первый раз, на погрузочных полях снаружи Улья Вервун, тощей, грязной, наполненной яростью и злобой, тащащей двух немытых детей в транспортник с собой, Ларкин никогда и не представил бы, что подружится с ней, или будет ей восхищаться.
Как изменились времена. Теперь он ей восхищался. За все то, что она сделала, и за все, чем она была, и за все те наступления, которые она провела против Архиврага Человечества. Но больше всего он восхищался ей за то, что она была матерью двух детей, которое были не ее. За то, что она вырастила их в этой убогой, с переездами с место на место, жизнью.
Она проделала хорошую работу. Мальчик был высоким, сильным, хорошо выглядящим. Как и его отец. У него была уверенность в себе, и ум, и легкие отношения с другими. И это не было всем, чем он был. Это был тем, что он показывал.
Ларкин посмотрел еще немного, как Далин Крийд приближается, через свой прицел, а затем опустил его и притворился, что чистит его. Он сидел снаружи главного входа в казарму, спиной к металлической стене цвета хаки. Предлогом было то, что чистое пространство зала давало ему шанс протестировать и откалибровать прицел.
Он вытащил кусок ткани и начал полировать линзу. Его лонг-лаз, разобранный, лежал на палубе рядом с ним в ранце.