– Дуняша, ты когда этот портрет нарисовала? – обратилась Венера Степановна к дочери.
– На этой неделе только. Людмила Игнатьевна на веранде осталась, когда вы с Машенькой в библиотеку ушли. Аннушка уже ушла в беседку. А я в углу на плетеном кресле сидела. Людмила Игнатьевна и не видела, что я ее рисую.
– А на что Милочка смотрела, когда ты рисовала ее?
– В сад смотрела. А в саду Стеша была – она Аннушке несла шаль и корзинку для рукоделий. И с мусье заболталась.
– А о чем заболталась, ты не слышала?
– Нет, они тихо разговаривали. Стеша вроде как обижалась, а месье был, похоже, очень сердит. У него так кулаки сжимались, и плечи он вперед склонил. А потом он глянул на веранду и быстро ушел. Но что они говорили – я не слышала. Может у Людмилы Игнатьевны спросить? Она сидела ближе к саду.
Венера Степановна в задумчивости закрыла папку.
– Ступай, дружочек, мне поговорить надо с Милочкой. Портреты у тебя хороши. Я их потом еще посмотрю.
Милочка полулежала на высоких подушках. Доктор еще не приехал. В комнате пахло какими то травами и мятным чаем. Венера Степановна присела на кресло рядом с кроватью.
– Милочка, чем же тебе Стеша помешала?
Милочка побледнела, сливаясь с белыми шелковыми простынями.
– Ты с месье Жусьеном мужу изменяла, а она о том прознала. И сильно на месье Жусьена обиделась. Пригрозилась мне рассказать? Так я уж и сама догадалась. Понять тебя я могу. Видный образованный молодой мужчина. Не то что пожилой и грубоватый Алексей Сергеич, который красавицу жену в деревне запер, а сам в столице кутит.
Милочка скривила губы, но не смогла удержать слезы. Они катились по лицу, оставляя сероватые круглые пятна на батисте ее рубашки. Венера Степановна, не дождавшись ответа, продолжила.
– Ты Стешу подозвала, сказав, что уронила за беседку что-то? А когда она обошла беседку, ты ей свой пояс накинула на шею. И через бортик беседки тянула. Поэтому и полоса на ее шее вверх идет. Так легче задушить, верно. На твоих руках остались красные полосы, да в кружевах занозы видны были. Я не сразу сообразила, но когда рисунок Дуняши увидела, все у меня и сложилось.
– Убирайся, – выплюнула Милочка.
– Как скажешь, Людмила Игнатьевна. Мы и сами не останемся в доме с убийцей. Уряднику сама все расскажешь? Или помочь?
Людмила Игнатьевна села в кровати. Красная от ярости, мучая пальцами шелковое покрывало, она сказала:
– Да, эта тварь пригрозила рассказать. Но не тебе, а Вольдемару! Жусьен ее пытался уговорить, но эта девка уперлась. Я не могла допустить, чтобы мой сын стыдился матери. И эта дура даже не испугалась, когда я ей велела поднять мою шляпку. Улыбалась еще мерзко так, с издевкой. Я ее попросила поднятое примерить. У той шляпки ленты не под подбородком завязываются, а наверху. Дурацкая идея, носить очень неудобно, но здесь пригодилось. О, мне хватило сил! И не смей меня осуждать!