В полицейском участке ее посадили в одну камеру с проституткой, очень толстым мужчиной, от которого пахло потом, и алкашом, спящим под лавкой в позе эмбриона. Девушка презрительным взглядом окинула всех присутствующих и забилась в угол, будто ограждая себя от этой грязи. Маша смотрела на то, как размеренно полицейский, сидящий за столом напротив клетки, записывает что-то в тетрадь. Ей хотелось спать, и твердая поверхность лавочки и решетки не помешала ей в этом. Девушка лишь слышала непрекращающееся чавканье девицы, сидящей напротив и тяжелое дыхание толстяка, когда погружалась в сон.
Звон. Красиво шумят церковные колокола. Маша проснулась от этого чистого и приятного звука, а еще от запаха блинов. Она повалялась еще немного на жесткой перине, но под плюшевым одеялом, а когда терпеть казалось невозможным, соскочила с кровати и побежала на кухню. Вот же она. Халат в цветочек, шумные резиновые тапочки на танкетке, согнутые локти подпирают округлые бока. Она проворно переворачивает блины на двух чугунных сковородках и мажет новую партию топленым маслом.
– Привет! – радостно крикнула Маша и заглянула в тарелку с блинами.
– Привет, уже проснулась? – ей ответил родной тонкий голос. Бабуля. – Чего ты волосами над тарелкой трясешь? Давай, скорее умывайся, позавтракаем и в церковь пойдем.
– Зачем в церковь?
– Как зачем? Пасха же!
– Ладно, сейчас соберусь…
Звон. Маша с трудом открывает глаза, немного съеживаясь от нежелания просыпаться. Полицейский сильно стучит дубинкой о клетку, что бьет глухим звоном по голове. Девушка уже хотела выразить свое недовольство по этому поводу, но человек в форме ее опередил:
– Водянова! На выход, – он открыл калитку, которая произвела характерный скрип и Мария, нехотя поднявшись, устало зашагала на выход, тяжело вздыхая. Ей так хотелось покоя, но его не мог гарантировать даже обезьянник в полицейском участке. Она искренне не понимала, за что ей все эти мучения, связанные с бытом и повседневностью, а найти ответ даже не пыталась. Ей это неудобно и не охотно.
Уже на крыльцах участка девушка поняла, что спокойно дожить этот вечер ей не суждено. Облокотившись о большой черный внедорожник, недобрым взглядом на нее смотрел Вениамин. На его лице нельзя было разобрать грань между злостью, отчаянием и желанием все бросить, но отчетливо читалась некая решимость. Это и не нравилось девушке.
В машине, по пути к дому Маши, царила напряженная атмосфера. Все казалось неловким в ожидании необратимой реакции. За окном мелькали машины, люди, яркие вывески магазинов и рекламных баннеров, накрапывал дождь. Все было в какой-то ужасно давящей динамике, от чего рябило в глазах и смотреть туда совершенно не хотелось, но еще более не хотелось поворачивать голову в сторону доктора, потому что не хотелось слышать его злостную речь, и вообще мало что хотелось. Разве что упасть в кровать и больше никогда с нее не вставать.