— Вы неправы, в участке висит объявление о пропаже Бекки, и ориентировки разосланы, — принимая питье, отозвалась я. — Полиция занята поисками.
— Ах, мэса, — вздохнула женщина. — Я так рада, что учителя моей дочери не забывают о студентке. Я уже подумала, будто никому нет дела до моей Бекки.
Я нервно улыбнулась и принялась пить обжигающе горячий чай. Да, я солгала. Выдала себя за учителя истории искусства Академии живописи. А что делать? На студентку я уже мало похожу даже при слабом освещении. Можно, конечно, дождаться известий от Хэйла, но чутье подсказывает, что он только подтвердит отсутствие Ребекки Ричардс в реестрах Башни Хранителей.
— А вы не замечали странностей в ее поведении? — пережидая приступ мук совести, принялась я за расспросы. — Может, она стала скрытной или нервной?
— Увы. — Женщина опять вздохнула и перевела взгляд в сторону облупленного камина. — С тех пор, как мой муж и отец Бекки покинул этот мир, дочь стала замкнутой и печальной. Она очень любила отца.
Я проследила взглядом за тем, куда смотрела мэса Ричардс. На вытертой каминной полке стояла шеренга фотографических портретов. Вот мэса Ричардс в подвенечном наряде, стоит рядом с представительным мужчиной во фраке. Вот счастливая пара держит на руках младенца, утопающего в кружевных оборках. Вот уже трое: отец, мать и дочь — позируют на фоне горного пейзажа, нарисованного на куске фанеры. Был здесь и портрет, копия которого украшала стену участка. Счастье, радость, любовь — они сочились из фотографий, они были заполнены ими до краев. В уставшей и изможденной женщине, что сидела рядом со мной, сложно было узнать ту даму, что приветливо улыбалась с портретов. Как меняет нас горе, как явно отпечаток нужды и одиночества бросает тень на лица, гасит свет в глазах, стирает с губ улыбки. Только боль и тоска остались там, на дне потухших глаз некогда блистательной мэсы.
— Раньше мы жили в пригороде Мэлкарса, — продолжала болтать мэса Ричардс, видимо, истосковавшаяся по общению. — Там чисто и тихо, у нас был сад, и Бекки так любила охотиться на бабочек.
— Я помню, — задумчиво кивнула я, все так же изучая портреты. — Цветущие сады и высокие травы…
И осеклась, поймав на себе взгляд мэсы. Да, я так явно вспомнила то, чего не было в моей жизни, что почти уже не различала, где мои, а где чужие воспоминания.
— Я помню, как Бекки рассказывала мне о прежнем доме, — скороговоркой выпалила я и снова отхлебнула чаю. Так, для верности.
Мэса Ричардс вздохнула и печально глянула на портрет дочери. Мне стало тошно. Невыносимо было смотреть на эту женщину, вытягивать из нее информацию о дочери и при этом со стопроцентной уверенностью знать, что надежды нет.