— А нам обязательно преодолевать скорость звука? — фиксируясь к сидению ремнем безопасности, вопросила я.
— Страшно? — по-злодейски скалясь, уточнил Легран.
— Страшно, — с готовностью кивнула я. — Я, знаете, за жизнь свою привыкла бояться. Я ею дорожу, она мне дорога как подарок от папы с мамой.
На меня покосились серым глазом и недовольно скривились.
— Ноарис, бросьте, мы тащимся, как черепаха! — запальчиво воскликнул мэтр.
— Если бы черепахи умели так разгоняться, то из них бы не варили супы, — возразила я.
Я не люблю быструю езду. Да! Она меня нервирует, и еще во время быстрой езды меня укачивает. А когда меня укачивает, это меня тоже нервирует. Представьте теперь степень моей нервозности, когда машина напоминает своим движением запущенное пушечное ядро! Я о Легране пекусь, ибо в нервном состоянии я еще непредсказуемое, чем в спокойном! В общем, я продолжала молча негодовать.
— Нет, это вынести невозможно, — прошипел Легран. — Как вас только муж терпел?
Я решила никак не реагировать на эту ремарку. Просто пожала плечами и выжидательно глянула на мэтра. Попыхтел, поскрежетал зубами, но скорость сбавил. Легран вертел руль и ненавидящим взглядом глядел на перебегающих дорогу людей, я смотрела в окно и любовалась архитектурой. Булькал двигатель, пыхтел мотор, текли беззвучно минуты нашего путешествия.
— Как родня? Как родные стены? — следя за дорогой, поинтересовался мэтр.
— Стоят на месте, — пожала я плечами. — Спасибо, родители тоже в порядке.
— Рад за них, — хмыкнуло начальство.
Мы принялись болтать, как и положено в светской беседе, ни о чем.
— О, а вот и просвещенная ватага жаждущих свободы, — прорычал мэтр, наклоняясь к рулю.
Я тоже глянула в том же направлении. Мы как раз проезжали здание парламента, где происходила очередная забастовка. Частое событие в наши дни. То шахтеры бастуют, потому как им мало платят, то фермеры бастуют, ведь у них мало покупают. В этот раз площадка у стен парламента стала плацдармом для баталий идейного характера.
Толпа женщин с плакатами вроде «Равные права для всех без исключений» пыталась перекричать толпу мужчин. Эти индивиды расхаживали с плакатами, содержащими лозунги вроде «Сначала равенство. А потом разврат и порок» или «Равные права ведут к проституции» и прочие выверты больной мужской фантазии. Дебаты были жаркими и грозили перерасти в потасовку посредством избиения оппонента подручными средствами, то есть плакатами. Членовредительство предотвращала только цепочка полицейских, разделявшая два вражеских лагеря и не дававшая пролиться первой крови.