Он кидает на меня быстрый хмурый взгляд и кивает.
Понимаю, что сейчас не время для нежностей с моей стороны. Он не ждет ничего такого и не хочет.
Я не буду думать об этом сейчас, а подумаю потом.
Здороваюсь с Никитой и вторым другом Матвея. Не в силах вспомнить его имя, но это не столь важно сейчас.
С ужасом наблюдаю, как кровь от ран, оставленных перчатками Семена на теле Матвея, уже просачивается через футболку. Но в следующий момент Матвей натягивает на себя поданную Никитой куртку, и она скрывает все его раны от любопытных глаз. Теперь никто не может видеть, в каком состоянии сейчас его торс, и плечи, и руки. Для постороннего наблюдателя, который не в курсе произошедшего, просто обычный красивый парень с парой царапин на лице.
— Сваливаем, — бросает Матвей, никак не реагируя на попытки некоторых зрителей поближе с ним познакомиться, и парни вокруг меня сразу подбираются. Окружают нас, и мы с Матвеем начинаем идти через толпу под лучами вездесущего прожектора.
Я стараюсь сохранять на лице невозмутимость, как делают это друзья Матвея и как делает сейчас он сам.
Это не так сложно, потому что все мои эмоции всегда внутри меня и очень редко вырываются наружу. Так что, я иду точно так, как и все они. С таким видом, словно вот такие прогулки у нас в порядке вещей.
То, что я хочу сказать Матвею, предназначено только для него, а не для всех любопытных глаз, что направлены на нас со всех сторон. И не для момента, когда он в таком состоянии. Сейчас главное — убраться отсюда.
Я все еще отхожу от увиденного и мне не верится, что все, наконец, закончилось. Что Матвей жив и почти здоров. Что он как ни в чем не бывало вышагивает сейчас рядом со мной, пусть даже с безразличным видом. Неважно. Главное, что с ним все хорошо. Мне нужно осознать это еще раз, и еще один раз.
— Все в порядке, Полина? — спрашивает Матвей ровным голосом и не поворачивая головы.
Взгляд его направлен вперед, иногда скользит по сторонам, и я не чувствую в его голосе расслабленности или превосходства, какое могло бы быть после такой фееричной и безоговорочной победы. Только собранность и настороженность.
— Да, спасибо, — хриплю, — а ты? Я так волновалась.
Именно хриплю потому что голос вдруг садиться, а к горлу подкатывает большой ком.
— Нормально, — бросает он.
От его голоса и близости кружит голову так сильно, как не могло бы добиться ни одно средство, намешанное в воду Семеном.
— Ты… у тебя кровь, нужно срочно к врачу… и плечо, — бормочу непослушными губами.
Нервно сглатываю, потому что во рту пересыхает.
— Разберусь с плечом, — отвечает тем же спокойным ровным тоном.