Слишком мало и слишком много, чтобы быть правдой одновременно.
А сейчас… Все произошло сумбурно, быстро, не так, как я предполагал. Не так, как мог бы представлять. Ее образ, плотно укоренившийся в моем сознании, мимолетный, но всегда одинаковый теперь стирался. То устоявшееся ощущение, которое я испытывал, когда был рядом с ней, менялось. Тогда проведенные вместе минуты были непререкаемой ценностью, самым дорогим, что у меня было. Но теперь у нас было огромное количество времени, и я, я… Не понимал ее!
Этот разговор о мертвяках и Ноэле окончательно сбил меня с толку.
— Просто убей его, — пробормотал я. Но она не хотела. Почему она не хотела?
В ее руках сейчас была не только ее собственная жизнь, но и ребенка. Моего ребенка. Это было ужасно просто, но Аннет отказывалась сделать то, самое последнее, что навсегда позволило бы ей быть свободной — убить мучителя. Сердце забилось чаще от вдруг пришедшей в голову мысли. Сигарета, еще недокуренная, вспыхнула против моей воли.
Она все еще любит его? А, может, никогда и не переставала любить?
Я отвернулся от окна, бросился по коридору и вниз по ступеням, призвав свое неизменное «солнышко» для того, чтобы осветить себе путь.
Если раньше, одержимый ею, и я представить себе такого не мог, то сейчас, торопливо спускаясь по ступеням, понял — она могла все это время манипулировать мной, избрав в последний момент лишь за неимением другого выбора. Я тряхнул кистями рук, сбивая пламя.
Нет. Нет. Нет.
Она не могла со мной так поступить. Я прошел по коридору мимо библиотеки, направо, и в пробитый мною же ранее проем в стене. Не зная, как именно перестроил некромант мой замок, я временно его самого поместил в ту камеру, где он содержал в моменты наказания меня. И тут же, в этой камере, где-то в углу должен валяться дневник. Тот, который она принесла в подтверждение своих чувств, когда сбежала из своей комнаты.
Некромант стоял, вытянувшись в струнку. Его руки были скованы над головой, глаза закрыты. По его венам струилось зеленое зелье, смешанное с голубым. Ближайшие несколько часов он должен быть подвержен их действию, исследуя самые глубокие уголки своей памяти, вспоминая то, что он больше всего на свете хотел бы забыть.
Я не стал ему мешать, прошел мимо, поднял валявшийся тут же дневник, открыл и прямо тут же пролистал его, пользуясь светом от своего огненного шара.
— Что, постигли сомнения в верности твоей шлюхи? — видимо, среагировав на яркий свет, Ноэл с огромным усилием приоткрыл глаза. Хриплый голос звучал приглушенно. Я предпочел проигнорировать его. Вчитываясь в строки, в которых девушка признавалась в любви ко мне и отвергала прямым текстом некроманта, я расплывался в улыбке. Пусть и растерянной от того, что моя, казалось бы, логичная догадка, не подтвердилась. — Вижу, что сомневаешься, — усмехнулся изможденный мужчина, не получивший сегодня утром положенную ему дозу подпитки жизненной силой.