- Ну привет, Лиска. Как погуляла, нормально?
Его бархатный голос с насмешливыми нотками звучит издевательски. Я скукоживаюсь вся, глядя на мужчину огромными от страха глазами.
- Не люблю я непослушных девок, лисица, знаешь же? – массивный ботинок грохает об пол, когда Шахов все-таки заходит внутрь.
Каждый его шаг ближе ко мне заставляет сердце обрываться вниз.
- А еще не люблю, когда моя собственность позволяет себе слишком много.
- Я не твоя собственность, - произношу упрямо.
- Не забывай, чьего ребенка ты носишь, - сквозь зубы выговаривает Рустам.
И как я могла вообще подумать, что Шахов на самом деле хороший мужчина? Что он порядочный, что будет относиться ко мне, как к человеку, а не предмету мебели, что защитит меня? Я даже представить не могла, что он хуже, куда хуже моего отчима.
- Я прекрасно помню, - говорю, твердо глядя в его глаза. - Мой ребенок. Это мой ребенок – и ничей больше.
Рустам ухмыляется. Нехорошо так, опасно.
Звенящая пощечина обжигает щеку, заставляя мотнуться голову в сторону. Всхлипываю, на глазах выступают слезы от боли, потому что мужчина ни черта не церемонится и силы не жалеет. Не успеваю опомниться, как Шахов хватает меня за подбородок, надавливает больно пальцами, сминая щеки, заставляя губы раскрыться.
- Веди себя хорошо, Лиска. Пока что тебя спасает лишь то, что в твоем животе мой наследник. Но рано или поздно твоя беременность закончится – и вот тогда я могу припомнить тебе всё твое непослушание, - говорит он глухим от гнева голосом и отталкивает меня от себя.
Охранник снова подхватывает меня, не давая упасть.
- В машину ее. Еще раз упустите – бошки поотрываю, - сухо приказывает Рустам и выходит за дверь.
А я… я даже заплакать не могу. Моя свобода закончилась слишком быстро и, что-то мне подсказывает, что даже отъезд из Москвы мало бы помог. Нашел бы, все равно нашел. Видимо, Шахов подключил абсолютно все свои связи, раз даже здесь, в хостеле на окраине, где я снимала комнату без документов, ему удалось отыскать меня.
- Идемте, Алиса Дмитриевна, - взяв меня за руку выше локтя, вежливо просит охранник.
Вырываться нет никакого смысла, хватка у него стальная. Но я все равно стою на месте, не в силах добровольно сделать шаг и вернуться в ту самую клетку, из которой ненадолго вырвалась. И амбал, вместо того, чтобы тащить меня силком, чуть приобнимает за плечи, помогая переставлять ноги, пока я беззвучно плачу.