Выплюнув какое-то замысловатое ругательство, Вида вскочила с табурета, но я кивнула Чарту — здоровенному детине, который исполнял функции метрдотеля и охранника. Подойдя к стойке, он настоятельно посоветовал оплатить счет и вести себя подобающе. Попробовал бы кто-нибудь не прислушаться к его совету. Чарт и по местным меркам был огромным, а уж в нашем мире даже Валуев показался бы рядом с ним мальчиком.
Стоимость брана я вводила в считывающее устройство нарочито медленно. Вида переминалась под тяжелым взглядом Чарта с ноги на ногу и кусала губы. Мне было смешно и противно. Или, скорее, наоборот: противно и смешно. Но ей все же удалось зацепить меня.
Приложив часы к считывателю, она быстро пошла к выходу, но на пороге обернулась и сказала громко — так, чтобы услышали все в зале:
— Все равно ты ему не нужна. Вы все никому из нас не нужны. Так, для развлечения. Не более того.
Это было как пощечина — потому что правда.
Дверь за Видой хлопнула, все смотрели на меня. Отвернуться — как убежать. Ни за что!
Я выдержала этот общий взгляд десятков глаз, хотя показалось, что с меня публично содрали кожу. И только дома, в постели, позволила себе расплакаться, выплескивая в эти злые слезы все скопившееся отчаяние и обиду.
Я прекрасно понимала: с таким отношением придется столкнуться еще не раз и не два. Что бы мы ни делали, как бы ни старались вжиться в этот мир и стать его частью, все равно будем здесь чужими. Для многих — не для всех, но для очень многих — людьми второго сорта.
Можно было внутренне согласиться с этим, принять. Или не смириться и попытаться доказать, что мы ничем не хуже. Но тот факт, что мы не могли иметь детей в браке с местными, делал все эти попытки ничтожными. Если вдруг по какой-то причине воронка, затягивающая сюда людей из других миров, закроется, через несколько десятков лет от нас останутся одни воспоминания, да и те недолгие.
К чему притворяться, я ждала Йара. Наверно, не меньше, чем ответа на свою заявку. И от того и от другого во многом зависела моя дальнейшая жизнь. Хотя худший вариант и того и другого, если подумать, не стал бы катастрофой. Если бы проект не одобрили и денег не дали, я могла бы поискать инвестора. Или по-прежнему работать у Снапа. Если бы Йар остался с Видой или просто решил бы, что я ему не нужна… и от этого не умерла бы.
Но когда приходится отказаться от мечты, все вокруг делается тусклым и бессмысленным. О своем клубе я думала полтора года. О Йаре столько же. И даже то, что перестала сочинять всякие фантастические сюжеты с его участием, не означало, что мечта развеялась. Она просто ушла вглубь и затаилась.