Великан молча отходит в сторонку, и Карнон ведет меня, как юную герцогиню, мимо притихших студентов.
— Да ты прямо рыцарь в сияющих доспехах, — покрепче перехватываю ремень рюкзака на плече.
— Ты лучше мне скажи, Рыжая, почему Агатес вернулся от тебя сам не свой? — сердито шепчет Карн на ухо, интимно наклонившись ко мне. — Ты ему опять не дала?
— Дала, — честно признаюсь и краснею до кончиков ушей.
А затем утягиваю парня в закуток у лестницы.
— Наш татуированный старичок влюбился в меня, — вглядываюсь в изумленные глаза Божества и выуживаю из-под ворота блузы амулет из горного хрусталя, крепко обмотанного тонким кожаным шнурком. — Только вот он не готов терпеть тебя в соперниках и страдать от чувств к рыжей стерве.
— Я ему не соперник, — Карн в задумчивости касается стекляшки, вибрирующей теплыми всполохами.
Дыхание перехватывает от досады. Голос у Божества равнодушный и пустой.
— Карн, — открыто и смело гляжу в изумрудные глаза. — Он и мне предлагал избавиться от чувств к тебе… И к нему… — зажмуриваюсь. — Но я отказалась, и теперь я влюбленная в двух подлецов идиотка.
— Мне жаль, — отвечает Божество и хитро улыбается. — Наверное.
Больно. Не знаю, на что я надеялась, но не на глумливую усмешку и холодный огонь в жестоких зеленых глазах. Карн мог хотя бы для приличия опешить и смутиться, а тут лишь безжалостное любопытство, словно он смотрит на жалкого таракана в ладонях.
— Это не опасно для Агатеса, — я давлю желание расплакаться перед парнем, — отрывать от себя кусок души?
— Да разве это кусок? — Карн разочарованно щелкает языком. — Так, искра, которая за несколько дней восстановится.
— Ты же сказал, что он сам не свой, — хмурюсь и покусываю губы.
— Если проблема в амулете, то сегодня-завтра он уже будет прежним, — парень приободряюще улыбается. — Другое дело, если бы ты капризничала и отказывала ему в близости. Я думаю, что его нервируют фригидные дамочки, на которых у него стояк. Это сильно бьет по самооценке.
— Ты всегда был таким мудаком, Карн? — я прячу амулет под ворот.
— Зачем ты его хранишь? — Божество игнорирует мой вопрос.
— Потому что эта искра — настоящее сокровище, — блекло отвечаю я и приглаживаю льняную рубашку на груди Карна. — Для меня, но не для вас. И это грустно.
— Мне всегда нравилась в людях эта наивность, — парень беззаботно смеется. — Придавать смысл быстротечным и переменчивым чувствам. Вы за свою короткую жизнь влюбляетесь десятки раз и возводите якобы любовь в абсолют. Вы не умеете любить, вы только притворяетесь.
— Мне тоже нравится идея о великой и вечной любви, — печально улыбаюсь и кладу руки на плечи Карна, — но лишь в теории, потому что бесконечно влюбленные страдальцы делают другим больно. Они считают себя особенными, а значит и чувства у них исключительные, и все должны ходить перед ними на цырлах и восторгаться их трагедией.